Невозвращенцы (СИ)

— Салам, — буркнул один из них. — Не мешай. Лучше уходи.

— Да я вот с вами решил тоже поехать, возьмете? — с наигранной веселостью спросил Максим.

— Нет, — опять повторил Расул, — уходи.

— Но почему? Я заплачу вам.

Из глубины кузова раздался какой-то звук, похожий на покашливание. Азеры обернулись на секунду, потом повернулись обратно и Ахмед сказал:

— Ладно, возьмем. Тут и друг твой есть. — и оба, свесившись через задний борт грузовика протянули Максиму по руке.

— Вот спасибо! — сказал Максим, и протянул обе руки, перекинув автомат, чтобы не мешал, за спину. Азеры крепко схватили его за руки и приподняли на уровень бортика. — А что за друг мой тут у вас?

— Да я! — ухмыльнулся голос из глубины и на свет, склонившись, вылез солдат.

Максим понял, что дело плохо. Это действительно был его старый знакомый — Федор. Тот самый, которого он подсидел с мягкого интендантского места еще на Земле. Максим попытался откинуться подальше — но не тут то было, азеры держали его крепко.

— Здравствуй, земеля. — еще шире ухмыляясь приветствовал его Федор.

— Ээ… Привет… — проблеял испуганный Максим.

— Что, пацан не рад меня видеть?

— Да, нет, что ты. Рад.

— Вот как хорошо. А уж как рад тебя я. Это что-то… — и кивнул своим азерам, чтобы Максима притянули повыше.

— Ты, земеля, не прав был. Признаешь?

— Да, не прав, признаю…

— Ну а раз признаешь, то надо как-то урегулировать наш вопрос, не так ли?

— Наверное да. Только чо ты хочешь? Денег у меня нет — в се спустил за зиму…

— Наверное… А еще заплатить хотел, раз хотел — значит есть чем. Ты так похоже ничего и не понял… — Федор подошел к бортику, схватил буквально распятого в воздухе за воротник двумя руками и резко дернул на себя. Всякая веселость исчезла и злым, со сдерживаемой злобой, голосом Федор продолжил. — Ты, сука, меня заложил и подставил. Кинул на бабло. И что, думаешь, я с тобой нянчиться буду? Гони деньги, быстро!

— У меня ничего нет, я же сказал. И вообще я щас закричу, и тебя…

— Сука! — отпустил его Федор и чуть подался назад. — Закричит он… На! — с этими словами он размахнулся и со всей силы ударил Максима ногой в голову. Жесткая подошва армейского ботинка прошлась по лицу, сломала и свернула на бок нос, порвала щеку, превратила губы в кровавую лепешку и чудом только не выбила зубы. Кавказцы отпустили руки и тело с глухим стуком упало на землю.

— Обыщите его, — в полубессознательном состоянии услышал Максим голос Федора, и чьи-то руки зашарили по его карманам. Чисто инстинктивно руки дернулись и сжались на мешочке с золотом, и Максим услышал слова:

— Еще трепыхается — вырубите его наконец, посмотрите у руки, что там и оттащите вон в сторону. Валим уже скоро.

Выключившего его сознание удара Максим уже не почувствовал.

Очнулся Максим уже ближе к вечеру. Ясное сознание пришло не сразу. Сначала вспомнилось имя, потом где и кто он, потом та «жопа», в которую он попал. С первой попытки открыть глаза Максим не смог — что-то засохшее на лице мешало этому. Протянуть руку и протереть глаза он тоже не смог — его тело было чем-то завалено. Максим уже почти разлепил губы и хотел позвать на помощь, но пришедшая в голову мысль, что придти на помощь ему могут те ужасные всадники, и какую именно «помощь», к примеру ножом по горлу, они ему окажут, заставила закрыть рот. Через некоторое время, на ощупь определив, что завален ветками, Максим смог подтянуть к голове руку и протереть, а скорее продрать, глаза. Теперь дело пошло быстрее, и вскоре Максим смог подняться на ноги. Его качало.

Вокруг не было ни души — ни друзей — ни врагов. Городок был весь в дыму — похоже часть домов сгорела, а часть осталась невредимой — видимо их хозяева смогли отстоять, и судя по слышным где-то к югу одиночным винтовочным выстрелам, продолжали это делать.

«Отсюда надо валить!» — подумал Максим. — «Но куда? На юг — там вражеские города. На запад — тоже, на восток — сплошные пустынные леса… Идти можно только на север — там есть то место, через которое мы сюда попали. И есть шансы, что я смогу пройти обратно. Хватит с меня этой службы — лучше дезертировать, чем быть убитым своими, а равно и чужими солдатами ради грошового мешочка золота. Но дойти я не смогу. Туда только ехать на машине — суток четверо. Поэтому, надо идти к реке, там взять лодку — я думаю их не угнали, и плыть потихоньку на север».

Размышляя таким образом Максим продолжал оглядываться по сторонам. Наконец, приняв решение, он решил подготовиться к пути. Двери казарм были открыты, и Максим спокойно зашел и начал выбирать себе снаряжение для долгого пути.

«Так. Сначала оружие — автомат вот есть. Теперь надо найти патроны… Вот они, и магазины запасные тут же. Думаю, «цинк» с собой тащить — это слишком, да и можно не успеть снарядить, а вот пять магазинов снарядить надо бы — от зверья отбиться хватит. А от врагов — река спасет. Теперь, еда. Сух паек надо брать, хотя по вкусу он…, ну понятно какой. В крайнем случае — можно охотой добить рацион. Не — охотой с лодки, не получиться. Значит рыбалкой — вот и спиннинг чей-то удачно стоит в уголке. Весь его, хоть он и складной тащить глупо — только мешаться будет, а вот катушечку с леской и крючками взять надо… Черт — не пролезает блесна и крючки сквозь кольца — ну обрезать снасть нафиг — потом обратно привяжу… Ну соль вот, и сахара взять — самое то что надо. А теперь — руки в ноги — и бегом отсюда».

Город казался вымершим. Сначала Максим аккуратно крался от дому к дому, но потом, поняв, что ничего страшного нет, пошел быстрее. Наконец он подошел к месту боя. Выглядело это на столько ужасно, что Максим не смог сдержать рвоты. Сплюнув с языка оставшийся привкус желчи и аккуратно, чтобы не потревожить раны, вытерев с губ остатки слюней, Максим разогнулся и стал рассматривать поле боя. Вся улица была усеяна трупами. Если в конце улицы еще были аборигенов, то ближе к середине на земле лежали уже сослуживцы Максима. Два задних грузовика сгорели, распространяя вокруг себя смесь двух тошнотворных запахов — едкого запаха жженной резины и приторно сладковатого запаха горелого мяса.

Максим, вспомнив кое-что, остановился и вернулся чуть назад, туда, где лежал с разрубленной головой капитан. Аккуратно, стараясь поменьше прикасаться к трупу, Максим обыскал его, пока не нашел то, что искал — ту долю добытого золота, которую курьер вез Седенькому.

«Ха, я опять богат! Здесь около килограмма. Это мне удача привалила» — мысленно усмехнулся Максим. Он отошел от лежащего на земле трупа и случайно бросил взгляд на валяющееся на земле свернутое боковое зеркало от грузовика. Нагнулся, поднял его, посмотрел на свое отражение и с глухим вскриком отбросил его подальше. Увиденное его поразило и испугало. Все его лицо превратилось в кровавую маску. Глаза были покрыты струпьями засохшей на коже крови, неудивительно, что они не открывались. Максим бросил взгляд на свои руки, которыми он протирал глаза и увидел под ногтями темно бордовую полоску засохшей крови — его крови. Губы распухли так, что даже не было видно его щегольских усов и бородки. Но самое страшное — нос. Из остренького, с небольшой горбинкой, что вместе с усиками и бородкой предавало Максиму аристократичный вид, он превратился в нечто огромное и круглое — на пол лица.

«Как такое может не болеть? — спросил себя Максим, и организм, как будто услышав его вопрос, ответил ему сильной ноющей болью по всему лицу. — Ну погоди, Феденька, мы еще встретимся», — заскрипел зубами Бубнов.

Накинув на плечи рюкзак, повесив автомат на шею, Максим отправился в дорогу. Тихонько прошел через распахнутые настежь ворота Городка (створки ворот и косяки подпирали сваленные кучи дров, которые маскировали местных и, заодно, мешали быстро закрыть ворота, если бы это было кому делать) и быстрым шагом, озираясь и держа автомат снятым с предохранителя, отправился в лес. Идти по дороге он побоялся, и осторожничая, свернул в лес.

Идя по лесу, да еще в сумерках, Максим не смог удержать направление. Было пасмурно, солнца не было. На следующее утро солдат пошел не к реке, а почти параллельно ей на юг, и все остальные дни, озаботившись о сохранении направления, шел именно в ту сторону.