Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

Никакой злости я больше не ощущал — это больше было похоже на азарт охотника, трезвый, просчитанный, как если бы вы неслись на огромном внедорожнике по проселочной грунтовке, а от вас со всех ног улепетывал поджарый инвалид на горбатом «запорожце». Инвалид, правда, не знал еще, что давно превратился в жертву, он отчего-то был уверен, что ведет успешное преследование. Но это заблуждение я ему готов был разъяснить предметно.

Реальность плыла и смазывалась — контуры предметов рябили, как воздух над асфальтом при жаре. Это не страшно, это так и должно быть — окружающая среда менялась слишком интенсивно и разнопланово — мы как-то не особо договорились с девчонками, кто и как будет делать. Интересно, как все это выглядит со стороны? Может, наш катер прямо сейчас превращается в испанскую каравеллу шестнадцатого века? А вдруг у него вырастают длинные паучьи ноги в духе Сальвадора нашего Дали — чтобы легче было по морю ходить? А то еще гиперионный двигатель под кормой образуется, для межзвездных перелетов. Фантазия у нас богатая, особенно если ее не сковывать дурацкими морально-этическими запретами.

Черт, я что, все это вслух говорю? Не может быть… Да, точно вслух — то-то на меня так странно посматривают уже. Кто посматривает? Да вот эти звезды, которые проносятся по небу мимо, такие огромные и прекрасные. Довольно неодобрительно косятся, как мне кажется. Вероятно, не обманывал тот парень у «Ла Стацьоне», лизергиновая кислота и впрямь жестокая вещь. Хочется глупости говорить и гладить подвернувшихся не вовремя девушек по головкам, не боясь, что руку откусят… Хотя девчонки как раз попадались все больше вовремя, но поодиночке, а это не то, совсем не то… хм. Нужно как-нибудь их собрать и провести разъяснительную беседу.

Собственно говоря, нет и необходимости собирать, все уже здесь, и все меня слушают. Особенно, если я захочу. А я хочу.

— А почему бы всем нам, ребята, не послушать какие-нибудь приличные стихи? — спросил я у окружающего безумия. — Возможно, это положительно скажется на окружающем мире и поможет преследующим нас злодеям осознать и раскаяться. Не то, чтобы им это помогло и спасло от грядущей печальной судьбы, но все-таки… Надо бы вспомнить что-нибудь эдакое, подходящее к случаю… А!

Я растопырил руки, обнимая холодные вихри, вращающиеся вокруг катера, принимая их внутрь себя, сливаясь с ними и становясь одним неразрывным целым:

По бортам двенадцать пушек;

С вольным ветром все ветрила

Бригантина распустила

И несется по волнам.

Море кипело, подбрасывая вверх шапочки белой пены — нетипичный, конечно, сейчас период для шторма, особенно для второго за ночь, но ничего нельзя поделать, душа просит бури. «А он, мятежный, ищет бури, как будто в бурях есть покой!» Пиратский катер, теперь уже вполне видимо висящий на хвосте, решил, что стихи ему не по нраву — с передней турели в нашу сторону хлестнула цепочка светящихся огоньков.

Трассирующие пули — это вполне разумно для пристрелки, вот только расстояние еще слишком велико — не достанут, даже близко. Чистая демонстрация — все, шутки кончились, сейчас мы вас будем убивать. А то я этого раньше не знал — когда чья-то не в меру меткая пуля оборвала то, что обрывать никак не следовало. И за это, как принято и у дворовой босоты и изысканно благородных джентльменов, теперь придется ответить. Однако, по всей видимости, аудитория ждала продолжения банкета. Что же, не будем отвлекаться.

Бриг пиратский прозван «Смелым»

И, от края и до края

Волны мощно рассекая,

Страх внушает кораблям.

— Технически, конечно, в переводе здесь допущена ошибка, — задумчиво сообщил я ревущим волнам и воющему что-то неразборчивое ветру. Над катером медленно сгущалась слабо светящаяся воронка. — В оригинале там корабль называется El Temido, «Внушающий ужас», о чем переводчик решил упомянуть тремя строчками ниже. У Бальмонта в этом смысле все-таки лучше сказано, он там его перевел как «Страшный», что не идеально, но все же, все же…

По воде хлестнула очередная очередь из автоматической пушки, уже ближе.

Эвон как разобрал-то! Мастерство все же не пропьешь и не забудешь. А самое странное, что объяснение не выглядело в сложившейся ситуации чем-то чужеродным, неестественным. Совершенно не вижу, почему бы благородному дону и не заняться декламацией испанской романтической поэзии девятнадцатого века. А вот дальше там совсем хорошо, кстати:

Месяц льет свое сиянье

На серебряные волны,

И, глухих стенаний полный,

Ветер паруса раздул.

На корме — корсар веселый;

Кадикс — влево от корсара,

Вправо — скалы Гибралтара,

С песней правит на Стамбул.

До Стамбула нам, конечно, пока было далековато, но это дело наживное, нужно будет — прибьем свой щит на Святую Софию, или куда там его прибивать положено. В самом деле, таблетки-то, похоже, сработали как следует — стоя посреди страшных серо-зеленых отблесков, поливаемый кислыми брызгами и потом, я понимал это особенно четко.

Двадцать пленных

Захватили,

Спеси сбили

С англичан,

И сдавал мне

Флаг склоненный

Побежденный

Капитан.

Дорога мне бригантина.

Мой закон — лишь ураган,

Королева мне — свобода,

И отчизна — океан.

Над головой сверкнула длинными щупальцами молния, и я, не выдержав, расхохотался. Мертвые огни, которые безуспешно тянулись ко мне светящимися лапами, норовя сцапать и унести в свое небесное электрическое царство, только подтверждали то, что я и так знал. Я им не по зубам, я — разящая молния старины Зевса, стремительная и неумолимая, летящая точно в цель. Я знал точно: будут и пленные, и флаг, и побежденный капитан тоже будет — просто потому, что мне так хочется.

Точнее, нам так хочется — я лишь работал проводником между четырьмя безумно одинокими девчонками и упругой реальностью, послушно прогибающейся под натиском их незатейливых желаний. Качество проводника оставляло, конечно, желать лучшего, но на этот раз воля «якорей» была выражена единогласно и четко. Мерзавцы, поднявшие руку на одну из нас, должны быть наказаны. Как там в нетленке: «Месть решает все проблемы»? Чистая правда.