Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

Билл Хойт невесело ухмыльнулся.

— На самом деле, у нас тоже дело дрянь, Рей, — сообщил он. — Основные баки — под дном кают-компании — пусты. Не знаю, как это у них получилось, но факт. Ситуацию спасают пока только запасные — по бортам. Наверное, про них они просто не знали. Надолго их не хватит, конечно, но несколько часов мы продержимся. Кто такие эти ребята, Рей? С кем или чем мы на самом деле связались?

— Понятия не имею, — серьезно сказал Рейхардт. — Но планирую выяснить. Они не могли далеко уйти, как мне кажется, они поблизости, и мы их обязательно догоним. Что говорит сканер?

— Есть точка в паре миль к северо-востоку, — сверился с показаниями прибора Билл Хойт. — Дрона сейчас не запустишь, конечно, но ставлю свою лохань против твоих старых семейных трусов — это они. Они самые.

— Прекрасно, — откликнулся Рейхардт. Круглое лицо не выражало никаких эмоций. — По достижении огневой дистанции — огонь из гранатометов и автоматических пушек на поражение. Выплывших обездвиживать пулями в корпус и оперативно вылавливать из обломков. После этого вколоть пять кубов морфина, мешок на голову и в трюм. И пускай там спят и видят сны — так оно будет безопаснее.

***

Боже ж ты мой, что это за блаженное чувство, что за радость такая в душе! Полная, всеохватывающая свобода, словно выбрался из душной каморки на свежий воздух, куда-нибудь высоко в горы, или вышел из теплого тропического леса на берег прекрасного озера, где над водой клубится туман и, а в глубине горят колдовским блеском неведомые фигуры. Я будто смотрел в бездонное небо, следя за приближающимися точками звезд — а они все росли в размерах, все набухали, как капли дождя на ветровом стекле автомобиля, и, в конце концов, становились такими огромными, что буквально вбирали меня в себя — и я поддавался их волшебству, и позволял нырнуть вглубь.

Внутри было не так горячо, как мне чудилось вначале — не больше, чем от железной печки-буржуйки, но зато какие цвета, какое великолепие образов и красок.! Незабываемые узоры, медленно перетекающие друг в друга, как на картине «Звездная ночь» Ван Гога… Помню, как я когда-то искал ее в Амстердаме, в одноименном музее — обошел все залы, рассекая тихие струи кондиционированного воздуха, перешагивая через подростков, сидящих на лестницах и в проходах — но так и не нашел.

Правда, нельзя сказать, будто сходил совсем уж зря, мне тогда очень понравилась картина «Пшеничное поле и вороны». Не видели? Ультрамариновое небо, ярко-желтая, выжженная солнцем пшеница, в которой проделана колея, будто от телеги или фургона — и в отдалении над чем-то, лежащим далеко в поле, вьются вороны. Не знаю, у кого как, а у меня всегда возникали вопросы — что они там такого нашли? Над чем вьются? Кто — или что — там лежит, уставившись вытекшими мертвыми глазами в эту жутковатую небесную синь? Понимаете?

Здесь, правда, ничего похожего на это не было — водная гладь под светом луны мерцала обломками жидкого стекла, «Черная лагуна» быстро уходила от острова, оставляя за кормой пенные бурунчики, как в джакузи, а вслед… да, в отдалении уже слышался ровный и сильный ропот чужого двигателя. Так я и знал, что не справлюсь, что-то с топливом все-таки вышло не так, как хотелось бы. Впрочем, никакого значения это не имело — по крайней мере, для меня теперешнего.

Вокруг метался испуганный шум, отчего-то похожий на кусок не очень плотно смотанной проволоки. Таиться больше не было никакого смысла, поэтому старенький магнитофон с натужным хрипением оказался снова включен в сеть. В этот раз играл Stiltskin со своей единственной приличной песней Inside — очень подходящей к ситуации, нужно сказать:

And if you think

That Iʼve been losing my way

Thatʼs because Iʼm slightly blinded

And if you think

That I donʼt make too much sense

Thatʼs because

Iʼm broken minded

Я метнулся было в рубку, преодолевая быстро густеющий и теряющий свою темную прозрачность ночной воздух, чтобы лично заняться управлением судна — Датч и Бенни были слишком медлительны и не успевали за полетом моей мысли — но по дороге как-то случайно обернулся на девчонок, занявших всю палубу целиком, и то, что было выше. Обернулся, да так и застыл — там и вправду было, на что поглядеть.

Огненные алискины волосы горели, кажется, настоящим жарким пламенем даже в ночной тьме, она забралась на крышу рубки и жестикулировала, подставляя кричащее лицо ветру, сложив пальцы двумя пистолетиками и направляя их поочередно по левому и правому траверзу. Там, куда приходился «выстрел», немедленно вскипал небольшой пенный столб, как от упавшей в море каменной глыбы.

С Ленкой было все иначе, она притаилась на самой корме и, кажется, вообще не обращала внимание на происходящее, подставив лицо Луне — слабые блики, дотягивающиеся до нее, каким-то образом отражались и с мелодичным звоном разлетались вокруг, вращаясь острыми иззубренными краями. Думаю, двухсантиметровую закаленную сталь вражьего катера они вполне могли бы прорезать.

А вот Славя, как обычно, решила заняться гуманизмом — ее прекрасные косы трепал непонятно откуда взявшийся ураганный ветер, закручивая их в венки и превращая порой в диковинных змей. Ветер поднимал за кормой волны, которые, начинаясь с безобидных метровых малышей, уже через несколько десятков метров превращались в грозные валы, бороться с которыми не смог бы и средних размеров корабль.

Ну, а я буквально чувствовал, как остренькие призмочки ЛСД заставляют кровь в мозгу кипеть — голова по температуре, похоже, была близка к раскаленному чайнику, и даже ледяной окружающий воздух не помогал сбросить пар. Почему ледяной, ведь вокруг была тропическая ночь? Впрочем, неважно — девчонки создавали отличную отвлекающую завесу, на которую должна была отвлечься погоня. А если в кого-то из них снова угодила бы пуля — что ж, этот риск следовало принять как неизбежный. Я играл гамбитно. Я был готов.

Мы все были готовы.

— Из-за острова на стрежень! — Это было условным сигналом — и означало, что я имею визуальный контакт с выплывающими из тьмы вражьими расписными челнами. На самом деле чисто визуального контакта у меня все еще не было — зато был гравитационный и сонарный. Иными словами, я улавливал изменения в массе и нехарактерное преломление звуковых частот, означающее появление поблизости неизвестного движущегося средства. Скорее всего, это был командирский катер. Флагман, несущий на себе как минимум Билли-Уэйда, того самого нервного типа, что выстрелом в глаз убил Мику. Убил мою Мику.