Бесконечное лето: Город в заливе (СИ)

— Это… — Алиска, как всегда, быстрее других ухватила суть.

— Таблетки для хорошего настроения, — пояснил я. — Химическая радость, идентичная натуральной. Единственный способ добиться того, о чем я вам говорил, насколько могу судить.

— Это… отвратительно, — сформулировала Славя. В ее взгляде было осуждение, очень сильное, граничащее, наверное, с отвращением. Крепко я их разочаровал. — Не понимаю, как ты вообще… как вообще можно такое предлагать.

Я выдохнул. Медленно-медленно, чтобы успеть досчитать до пяти и не начать крушить скудную мебель прямо сейчас.

— Послушайте, — слова с трудом вылезали из потерявшего чувствительность рта. — Не делайте из меня бессердечного монстра. Я любил Мику ничуть не меньше, чем вы. Но ее больше нет, а у нас на плечах висит очень нехорошая и озлобленная погоня, и оторваться от нее не получится. Я придумал выход, но для этого нужны наши способности, нужно, чтобы мы работали как раньше, все вместе — иначе всем крышка. И нам, и, между прочим, Датчу с остальными, которые тут уж точно не при делах. Да, метод не слишком приятен — меня от вида этого наркотического дерьма самого выворачивает — но это на сейчас то самое меньшее зло, с которым следует поладить. Иначе — смерть. Мику нет, но она показала нам самое важное — мы тоже можем умереть. По-настоящему, по-грубому, с кровью, кишками и мозговой тканью на три квадратных метра вокруг, как мы все недавно видели. Сейчас на острове из гавани уже выходят катера, и очень скоро нас найдут, остановят и уничтожат, теми же самыми остренькими цельнооболоченными пулями из желтой меди и мягкой стали. Поэтому решать нужно сейчас — и быстро.

Наступила тишина.

Шумно сопела Алиска, мотая головой и не поднимая на меня взгляда, отвернула к темному окну непривычно строгое лицо Славя, а Ленка… она вдруг грустно улыбнулась и протянула руку.

— Давай… мне. — Нащупала, не глядя, гладкий розовый катышек и сунула его в рот. — Скоро… подействует?

— Минут десять-пятнадцать, думаю, — механически сказал я. — Лен… спасибо тебе.

— Это для Мику, а не для тебя, — девушка избегала моего взгляда. — И… да, мне не хочется, чтобы было как с ней…

Я достал вторую таблетку и, демонстративно артикулируя, проглотил.

— Два на два, девушки. Рекомендую присоединяться — иначе не прочувствуете градус веселья. Не будет того эффекта!

— Иначе никак, да? — безнадежно спросила Алиса, вытаскивая свою порцию и бросая в рот. — Никаких волшебных палочек и чародейских дудочек, никаких возвращений с того света коллективной волей выживших, каких-то заклинаний и столбов света до самого неба… Красиво же, наверное, отчего такого не бывает?

— Жизнь — она вообще всякая, Аля, — сообщил я. Вкус у таблетки был обыкновенный, чуть сладковатый, напоминающий витаминку. — Бывает прекрасной и такой, что аж дух захватывает — но нередко и грязной, мерзкой и отвратительной. Как сейчас, примерно. Суть в том, что не стоит останавливаться в этой темной полосе — а найти в себе силы, чтобы подняться и оставить ее за спиной. Земля вращается, девчонки, черное и белое меняется местами — здесь нельзя ошибиться.

Славя колебалась дольше всех. Ну, от нашего ходячего морального компаса я ничего другого и не ожидал. «Я делаю так, чтобы в первую очередь было хорошо другим» — а тут я, получается, эгоистично предлагаю позаботиться в первую очередь о себе. Да, Мику очень жалко, но это боевые действия, тут такое случается, и вариант погибнуть из солидарности меня интересует не слишком сильно. Даже вовсе не интересует, по правде сказать.

Глядя мне в глаза, Славя взяла таблетку.

— Я запомню этот момент, — сообщила она.

Я покладисто кивнул. Ну, хочется ей оставить моральное превосходство за собой — пускай. У каждого в голове живут тараканы разных пород и размеров.

— Ну что вы там? — донесся сверху голос Датча. Не думаю, что он подслушивал, просто время и вправду истекало. — На левом траверзе наблюдаю огни на воде, беспокоюсь — не нас ли ищут, часом?

— Думаю, что нас, дорогой товарищ, — согласился я. Голова уже начинала быть легкой, слова Датча, кажется, несли какой-то скрытый смысл, и это было… да, определенно они звучали забавно. Я проследил за тем, как Славя проглотила последнюю таблетку, и поднялся.

— Выездное заседание ансамбля смерти и разрушения «Черный совенок» объявляю открытым! Как говаривали когда-то японские летчики-камикадзе, выпивая последнюю чашечку саке — «поехали!»

***

В отличие от оптимиста Рейхардта, Билл Хойт радужных настроений относительно их грядущего похода не разделял. Слишком многое пошло не так с самого начала — причем это были не мелочи наподобие, скажем, усиленной охраны на катере — а нечто куда более серьезное. Ложная поломка, непонятный груз на дне, который доставали чужие аквалангисты, ни в какую логику не укладывающиеся способности этой пятерки ребят… Здесь что-то было очень крепко не так. А раз было — то, наверное, могло еще и не закончиться?

Иными словами, Билл Хойт готовился к разным поганым сюрпризам — по крайней мере, морально. И когда сразу три катера, едва отчалив от пирса, внезапно зачихали черным дымом — точь-в-точь как «Черная лагуна» накануне — а радиоэфир донес ругань механиков, сообщающих, что неведомым образом повсюду закончилось топливо — он даже не особенно удивился.

Зато Рейхардт был в ярости.

— Как оно могло кончиться, олухи! — орал он по радио, размахивая микрофоном и кружа по комнате, похожий на здоровенного привязанного пса. — Ваша задача была еще с вечера залить баки! В хорошем смысле этого слова! А вы… что значит залили? А куда оно делось, по-вашему? Волшебным образом, скажете, испарилось? Магическим?.. — он осекся. — Так, вернуться и пришвартоваться обратно сможете?.. Понятно… Буксир вызывайте, значит. Нет, мы вас тянуть не будем, у нас другие дела. Давайте. Все.

Он утер потный лоб ладонью, брезгливо, левой рукой, достал из правого кармана платок и промокнул мокрые пальцы.

— У трех катеров внезапно кончилось топливо, а у четвертого — твоего, Билл — нет. Почему?