Конан и Алая печать

тями по всклокоченным волосам. Искоса поглядела на меня, словно хитрое животное, ищущее путь к бегству.

- Маленькая храбрая Долиана, одна против всего света, - с коротким смешком произнесла она. Этот характерный иронический смешок всегда принадлежал ей и только ей. - Ничего ты не добьешься. Так должно быть. Я сама виновата. Радуйся - у тебя в запасе имеется по меньше мере сотня лет яркой и запоминающейся жизни. Какая разница, что случится потом?

- Есть разница! - упрямо возразила я. - Мама, ты что-то знаешь? Нечто, о чем не хочешь никому говорить? Скажи мне. Я не проболтаюсь.

Мать оттолкнулась от решетки и исчезла в глубине комнаты.

Мои глаза привыкли к темноте, и теперь я видела, как она бродит взад-вперед, мотая головой и время от времени пританцовывая. Словно не имело никакого значения, что она заточена в подвале собственного дома, а ее разум распадается на тысячи осколков.

- Ступай к отцу, - вдруг отчетливо произнесла она.

- Ты хочешь, чтобы я ушла? - оторопела я. Мать, не обращая на меня внимания, нараспев продолжала:

- Беги к морю, к красным соснам над рекой. Красное, все красное... Красное сияние льется с другого конца времен. Сияет и живет. Это печать. Алая печать!

- Где живет красное сияние? Какая еще печать? - в отчаянье я ухватилась за единственную понятную фразу. - У моря, где растут сосны?

- Оно здесь, - Ринга сжатым кулачком постучала себя по голове. - И здесь, - взмахом руки она обвела широкий круг. - Здесь-здесь-здесь!

- В городе? - предположила я.

- В Лан-Гэлломе, - с внезапным презрением отчеканила моя мать. - Над морем. Никакое зло там не тронет тебя. Беги и спрячься!

Слово "Лан-Гэллом", если я правильно разобрала, мне ничего не говорило. Понятно только, что это место - область, город или поселение расположено где-то у моря. Значит, на Полуденном Побережье.

- Но сияние? - решилась переспросить я. - Где искать красное сияние? И что за алая печать?

- Оно любит власть, - задумчиво ответила госпожа Эрде. - Где сердце власти, там его обитель. Затаившееся и холодное.

Она внезапно закружилась посреди темного подвала, раскинув руки и запрокинув голову назад.

Сделав два-три круга, остановилась, словно забыв обо мне, гибко опустилась на пол и принялась вполголоса напевать.

После некоторого раздумья я узнала язык - разновидность старинного зингарского диалекта. Песни же такой я никогда не слышала.

На холмах зеленый вереск не укроет меня,

в синий омут головой я и сама не уйду,

не возьмет меня земля, не удостоюсь огня.

Впрочем, это безразлично - как я не пропаду...

Она подняла голову и запела громче, явно обращаясь ко мне:

И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру,

Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть.

Я - сиреневое пламя, я - струна на ветру,

Я сияние звезды, что зажигает ночь.

И когда я стану нищей для ночных мотыльков,

И когда я стану пристанью болотных огней,

Назови меня, приду на твой немолкнущий зов,

Не отринь