Наират-1. Смерть ничего не решает

А беспокойный людской поток уже пробирался сквозь ворота.

Внутренний двор замка был просторен и ухожен. К приезду тегина снег расчистили, и каменные плиты блестели свежей ледяной корочкой. Сияли свежей побелкой стены хозяйственных построек, отливала темной зеленью громадина домины, в которой яркими пятнами выделялись витражные окна — богат Ашарри. Отдельно, чуть в стороне виднелась изрядно заваленная на бок узкая башенка из красного гранита, окруженная низким кованым заборчиком. Понорок.

Элья вздрогнула — слишком свежи были воспоминания — и поневоле прислушалась: нет никаких голосов, нет никаких призраков, нет ничего, что бы выдавало ненависть, спрятанную внутри башни. Но она существует, влияет на происходящее.

А вокруг прибывших уже суетились дворовые слуги, подавая нагретые шубы и горячее вино, принимая лошадей, отводя, крича, командуя, добавляя бурления и жизни человеческому водовороту.

Ырхызу помогал спешиться сам хозяин замка. Трое сыновей его, похожих на отца и телосложением, и чертами лица, и неспешными, преисполненными чувства собственной значимости движениями, держались чуть в стороне.

Вот из толпы вынырнул тощий харус в синих окулярах, быстро вложил что-то в ладонь тегина и вновь скрылся среди свиты. Ырхыз сразу протянул хозяину Ашшари лепешку.

— Мир, ханмэ, от Всевидящего и тегина — мир.

— Благодарю, ясноокий. — Таваш откусил немного, а оставшееся быстро разделил между сыновьями, каждый из которых также аккуратно отведал угощение. Недоеденные куски отправились в поясные кошели. На этом ритуал, похоже, завершился, и пришла пора подогретого вина.

Когда чаши унесли, ханмэ, стерев с бороды капли, заговорил совсем иным тоном:

— Рад видеть тебя, мальчик мой, в добром здравии. Доходили, признаться, слухи, доходили, но я им не верил. Трепотня! — Он выразительно поглядел на кого-то из нойонов свиты. — Но прошу, прошу в тепло. Камин натоплен, стол накрыт, покои убраны. И к завтрашнему выезду все готово.

— Возможно, — мягко заметил Кырым, — нам придется немного задержаться под вашим гостеприимным кровом.

— Эээ… конечно, уважаемый. Я очень рад буду. А Ойла уж как обрадуется. Замучила расспросами, героя ей подавай. Значит, всё один к одному.

Ырхыз, не дожидаясь конца разговора, оттеснил ханмэ и ступил на лестницу, Элья шагнула следом. Мысли ее в данный момент были заняты грядущим ужином и отдыхом, который, если повезет, затянется на день или два.

— Стоять, тварь! — резкий окрик заставил вздрогнуть и оглянуться, а путь преградила чья-то рука. Она же толкнула, отбросив во двор, к людям, которые вдруг замолчали.

Элья по привычке шагнула в бок и замерла, чуть подогнув колени, пытаясь втянуть в плечи плешивую голову, с которой слетел капюшон.

— Это что за мерзота серошкурая? — лицо Таваша наливалось кровью. — Эта тварь в моем доме?

В руке его возник короткий меч, и сыновья, следуя примеру отца, обнажили оружие. Проклятье, а у Эльи даже ножа с собой нет. И крыльев. С крыльями она бы и без оружия управилась. Придется скакать.

— Не следует спешить, многоуважаемый Таваш. — Кырым примиряющее поднял руки. — Эта… особь принадлежит тегину, и в свете грядущих переговоров… Принимая во внимание сложность ситуации…

— Совершенно верно. — Урлак положил ладонь на плечо ханмэ и добавил: — Не стоит придавать значение некоторым мелочам.

Пауза. Перекрещенные взгляды. Сердитое сопение и всклоченная борода. Упрямство. Растерянность. Протянутая ладонь Ырхыза, но не Тавашу. И слова:

— Пойдем, Элы. Я устал.

Нежное прикосновение к щеке. Нарочно ведь, чтобы позлить и Гыра, и Урлака заодно — вон как тот нахмурился, и Кырыма, и вытянувшегося струной Морхая. Зачем он это делает? Неужели не понимает опасности?

Элья почувствовала себя клинком, на полпяди извлеченным из ножен. Привычное ощущение.

— А слухам-то я не верил. Не верил я слухам, — пробормотал Таваш, отступая.

Тяжелый кожаный полог прикрыл дверь.

— Ваше поведение крайне неразумно. — Хан-кам Кырым протянул руки над треногой. — Оскорбить Гыра…

— Переживет. — Ырхыз, скинув шубу на пол, прошелся по комнате. Говоря по правде покои, отведенные тегину в замке, мало чем отличались от таковых во дворце кагана. Те же стены без окон, затянутые светлыми шкурами, те же чаши с огнем, те же расписные ширмы и сундуки, низкие диванчики и подушки. Единственной непривычной деталью здесь был потолок, против обыкновения не укрытый кожами. На выбеленной плоскости выделялась сложная вязь барельефов: стебли лиан, тройчатые листья, колокольчики цветов и круглые медальоны с фресками.

Элья, протянув руки над огнем, разглядывала рисунки. Не очень умелые, они резали глаз яркостью красок и выглядели чуждыми здесь.

— Он, несомненно, переживет, но стоил ли ваш каприз такого союзника? Гыры — сильный род, опора трона… вашего будущего трона, ясноокий тегин. А сидеть на неустойчивом троне крайне неудобно.

— Я не…

— Вы снова не подумали. Поторопились. Решили, что это будет забавно — позлить старика, а заодно и Урлака, который в данный момент делает все, чтобы успокоить Таваша. И меня, ведь я так надоел со своей опекой, верно?

Тегин не ответил, сел и, не дожидаясь появления слуг, принялся стягивать сапоги.

— Мне бы не хотелось надоедать вам еще больше…

— Я не хочу, чтобы она уходила. Не трогайте Элы, по-хорошему говорю.

— Никто не собирается ее трогать, мой тегин. Я лично позабочусь, чтобы она ни в чем не испытывала нужды. — Мимолетный взгляд Кырыма был притворно-равнодушен. Уговорит?

— Гыров лучше иметь в союзниках или хотя бы не во врагах. Конечно, еще лучше в друзьях, но сейчас это будет сложно сделать. Впрочем… — кам замолчал и отрешенно уставился на жаровню.

— Говори уже.

— Ойле, младшей из выводка Таваша, следующим летом исполнится тринадцать, вам стоит присмотреться.

— Нет, — отказ был, пожалуй, слишком резким.

Но Кырым, покачав головой, мягко заметил:

— Никаких обещаний, лишь толика внимания, намек.

— Зачем? — Ырхыз сжал голову руками.

— Вы — тегин. И милостью Всевидящего станете каганом. Когда-нибудь. Но не очень скоро, ведь к счастью ваш отец пребывает в добром здравии. Равно как и ваш брат. И его дядя, досточтимый Агбай-нойон, столь любезный кагану из-за дел с побережниками.

С каждым словом выражение лица Ырхыза менялась, а хан-кам словно бы не замечал. Он стоял, разглядывая собственные руки, темно-красные, с посиневшими, несмотря на теплые перчатки, ногтями, и говорил:

— Агбай-нойон молод, дерзок и готов на все, лишь бы использовать выпавший ему шанс. И полагаю, что через некоторое время вам понадобится поддержка… заинтересованных людей. И лучше бы интерес этот был подкреплен чем-то серьезным.

— Убирайся! — В сторону Кырыма полетел сапог, от которого тот ловко уклонился.

— Только Всевидящий зрит все дороги. — Кам поднял сапог и аккуратно поставил его к двери, потом спокойно подошел к Ырхызу и забрал второй. — Тот, кому выпало править, должен уметь управлять прежде всего собственными желаниями. Поэтому для начала давайте не будем мозолить ему глаза вашей скланой.

— Голова болит, — пожаловался тегин. — Я не хочу, чтобы она уходила. Ты не понимаешь, Кырым.

— В Ашарри достаточно женщин. Успокойте старика Гыра, обратив ваше высочайшее внимание на кого-нибудь из человеческого рода. И к Ойле присмотритесь, она хорошая девочка, послушная.

Тегин прикрыл глаза и медленно повел головой, так, чтобы захрустели позвонки.

— Идем, крылана, тебе здесь не место. — Кам двинулся к выходу.

Не открывая глаз, Ырхыз вяло махнул рукой ему вслед и произнес:

— Элы, иди. Кырым, а ты тогда прикажи принести намума. И побыстрее.

Проклятье, ей совершенно не хотелось удаляться от тегина. Но спорить бесполезно, и Элья подчинилась.

Покинув покои тегина, Кырым, свернул в один из боковых коридоров замка. Шел он быстро, видимо, желая избежать неприятной встречи с хозяином Ашарри. И это решение было весьма разумным.