Ангелы над Москвой

Трудное решение

— Все равно Моргенштерн молодец, — настаивал Плюх, для убедительности порыкивая. — Не побоялся в логово врага внедриться. Получил пулю…

— … в задницу, когда смывался, — фыркнула Нюша. — А если б не Кроу, то и в голову мог бы кусок железа схлопотать…

— Ого! — воскликнул Ондатр. — Уже, значит, не грязный комок вонючих перьев?

— Да! — подтвердила кошка, — Ворон — смелый и умный, это я вам всем говорю! Он сумел с солдатом справиться. А конь — не сумел! Хотя мог бы уничтожить не меньше десятка. И самое главное — убил бы их маршала.

— Тут бы и застрелили Моргенштерна, — резонно заметил Плюх.

— Я вас не узнаю, — удивилась Оля. — Вы стали… прямо как звери!

— А мы и есть звери, — проворчал Ондатр.

— Причем глупые. Корчите из себя диверсантов и цареубийц… Ну, убил бы Моргенштерн маршала. Дальше что?

Звери, сидевшие и лежавшие вокруг кресла, в котором покачивалась Оля, примолкли. Кроме нее на острове ангелов не было. Каждый нашел себе дело — и улетел. Хамдиэль заинтересовался делами в Содружестве Миров. Дима отправился посмотреть, как идет захват земных территорий, и как его разумные звери этому сопротивляются. А Ксора, как отца нации, истребовали его подданные.

— А дальше, — продолжила Оля, — даже без минутного промедления все управление войсками перешло бы к одному из его заместителей. Вот если бы от главнокомандующего зависело нечто особо срочное и важное, и все бы ждали его решения, а он бы взял, да и гикнулся внезапно, тогда да. Тогда можно было бы предполагать, что диверсионная операция прошла хоть сколько-нибудь успешно. И маленький перевес на стороне наших — есть. Моргенштерн, между прочим, под руководством Кроу и ждал такого момента. Но в силу собственной горячности потерял власть над собой, когда услышал, что вас всех собираются уничтожить. Вместе с нашим прекрасным островом.

— Как собираются? — возмутился Ондатр. — До сих пор? Расправа, которую учинил Моргенштерн, для них не урок?

— Какой там урок, — вздохнула Оля. — Для амдиэдьцев это был сигнал к началу полномасштабной войны. И от планов по уничтожению нашего острова они не отказались.

— Что же теперь нам делать? — растерялся ондатр.

— Воюйте, — просто сказала Оля. — Старайтесь победить врага. Выгоняйте и уничтожайте захватчиков. Или сидите, ждите смерти. Умирать же не страшно? А, Ондатр?

— Умирать — страшно, — сказал Ондатр. — Быть мертвым не страшно.

— Страшно — не страшно, — раздраженно прокаркал, слетев с ивовой ветки, молчавший до той поры Кроу. — Ерунда какая… Что с островом сделать собираются?

— Друзья мои, — мягко сказала Оля. — Честно говоря, я не имела права даже Моргенштерна сюда переносить и лечить. А служить вам источником информации да координатором действий точно не могу. Хотя и хочу… Одно скажу: вам, как и людям, нужен верховный главнокомандующий.

— Предлагаю Моргенштерна! — громко проговорил Плюх.

— Ты еще себя предложи, крокодил волосатый, — зашипела на него Нюша. — Я вон поумнее вас обоих, и то молчу. Кроу пусть командует всеми звериными силами Земли.

— Ты умнее меня, когтистая селедка? — возмутился Плюх. — А ну, давай в крестики-нолики сыграем!

Все рассмеялись, только ворон остался серьезен, и когда смех стих, предложил:

— В южном полушарии воронов мало, зато много попугаев, и они очень не глупые птицы. В море живут киты, которые гораздо разумней всех нас, вместе взятых. Однако на моей стороне — спокойствие и мобильность. Поэтому я принимаю командование на себя. Обязуясь консультироваться со всеми, кто может предложить решение тех или иных проблем. Согласны?

— Согласны, — высказался за всех Плюх, и никто не возразил.

— Тогда, — продолжил Кроу, — Ондатр, сбегай к морю, перескажи Бульке и всей дельфиньей компании наше решение. Попроси его держать связь с китами. И кто мне подскажет, как увидеться с людьми Ксора?

— Никак, если мы бесплотны… — еле слышно прошелестело в тишине.

— И очень даже запросто, если мы во плоти! — радостно прокричал кентавр, со смехом выскакивая на поляну.

— Одной коняки мало… — поморщилась Нюша.

— Как зовут тебя, странное существо? — прорычал Плюх, и всем стало заметно, что под его вздыбленной шерстью играют, перекатываясь, мощные мускулы.

— Дайте мне имя сами, — миролюбиво попросил кентавр. — Во мне две живых души. Об имени мы между собой никак не договоримся.

— Андрогиппус, — предложила Оля. — Был такой язык, греческий…

— Андрюха, то есть. Если по-свойски, — упростил Плюх.

Ворон дождался всеобщего успокоения и спросил:

— Что тебе известно, странное существо, о космических кораблях пришельцев?

— Сейчас у своих спрошу! — все так же весело прокричал кентавр и на минуту сосредоточенно замолчал. — Ну, теперь, пожалуй, все известно.

— Как они летают? — поинтересовался Кроу.

— Главный двигатель корабля, — принялся рассказывать кентавр, — это огромное изогнутое зеркало, в фокус которого подается вещество, превращаемое в энергию. Практически вся образующаяся энергия отбрасывается зеркалом в одну сторону. Так получается реактивный эффект…

— Как может вещество выдержать напор энергии? — спросил Кроу.

— Вещество не может. Вещество — само есть «сгущенная» энергия, — объяснял кентавр. — Зеркало только обозначено веществом, а на самом деле оно состоит из чужеродного для нас пространства.

— Как это? — изумился ворон.

— Подожди минутку, — попросил его кентавр, — я у своих спрошу…

— Ну, вот, — продолжил он после немого диалога с кем-то невидимым, — в нашем пространстве три измерения: длина, ширина и высота. А в пространстве, образующем зеркало, их четыре: длина, ширина, высота — как у нас, и еще глубина.

— Глубина — это куда? — не понял Плюх.

— Это куда-то внутрь, — ответил кентавр, — но как — я и сам не могу в толк взять. В общем, зеркало отражает энергию. Корабль, получая энергетический толчок, летит.

— Спроси там, — попросил Кроу, — нет ли возможности объяснить попонятнее, как это «чужое» пространство угнездилось в «нашем» пространстве?

— Понятней будет, — продолжил Андрогиппус после минутного промедления, — если представить, что наше пространство не трехмерное, а двумерное. То есть живем мы на плоскости.

— Вроде как на листке бумажки нарисованные, — уточнил Плюх.

— Именно, — согласился кентавр. — И вот представь, что в нашу плоскость глубоко врезался шар.

— Надо говорить — сфера, — поправил Андрюху Плюх.

— Хорошо, пусть будет сфера. Что случится, если сфера и плоскость пересекутся?

— На нашей плоскости сфера изобразится в виде круга, — ответил сообразительный Кроу.

— Верно, — согласился кентавр. — А теперь скажи, нарисованный на бумаге ворон, если ты попытаешься пересечь образовавшуюся окружность, у тебя это получится?

— Не знаю…

— Не получится. Потому что ты упрешься в поверхность сферы. И увидеть ты эту округлую поверхность не увидишь, потому что видишь ты только то, что находится в твоем пространстве, то есть на плоскости.

А на плоскости ты увидишь только замкнутую изогнутую линию, не пускающую тебя непостижимо волшебным образом…

— Почти понятно, — сказал ворон. — Но вот скажи мне, Андрогиппус, как нам, двумерным «плоскатикам», избавиться от этой противной трехмерной сферы? Которая нам жить не дает?

— Извини, Кроу, этого я не знаю.

— Да что там знать, — воскликнул раздосадованный сложностями Плюх. — Если плоскость — это лист, а сфера — это мячик, нужно дернуть лист посильнее, мячик и укатится!

— Вообще-то, да, — кивнул Кроу с непомерно умным видом. — Если только сечение плоскости не приходится на геометрический экватор сферы, любое приложенное к ней усилие заставит векторы сил складываться в отличную от нуля равнодействующую, заставляя тем самым мячик скатываться с листка.

Оля представила ворона в очках и галстуке, с мелком в крыле вещающим с кафедры ученого собрания, и чуть не прыснула смехом.