Ангелы над Москвой

— Лейтенант! Почему изменили курс? Отвечайте! Что с вами?

Нет ответа! Так… Надо брать управление на себя.

Командир отодвинул щиток, закрывавший пульт управления дополнительными функциями, нажал кнопку активации и проговорил:

— Управление бортом девятнадцать двадцать восемь беру на себя.

В наушниках прозвучал условный сигнал. Что ж, уже хорошо. Показатели жизнедеятельности пилота? Пульс — ноль, частота дыхания — ноль, мозговая активность — ноль. А вот это плохо… Давление в кабине? О, господи! Разгерметизация!

— Борт девятнадцать двадцать восемь: делай как я!

Глубокий женский голос вкрадчиво проговорил:

— Выполняется.

Черт бы побрал этих конструкторов: это ж надо так машину озвучить? И не захочешь, а станешь прислушиваться! Если ты молодой и полный сил мужчина, такой голос ты услышишь и различишь из тысячи. Фразы произносит — самые простые, но так, что внутри все переворачивается. Ну, да хрен с нею… с ним… с голосом, в общем. Нужно сбросить боезапас, иначе назад, особенно если против ветра, можно и не долететь.

— Борт девятнадцать двадцать восемь: атаковать цель!

— Есть атаковать цель, — проворковала невидимая красавица, облизывая жаркие губы…

Летчик неслышно чертыхнулся и, выбрав на экране локатора первый попавшийся островок, дал по нему залп из всех видов оружия. То же сделал и ведомый.

— Ложимся на обратный курс. Высота — пять тысяч метров.

— Ложимся… — вымолвила соблазнительница и взмахнула локтями, стаскивая с себя майку…

Самолеты летели, тонко свистя турбинами. Летчик затребовал телеметрию ведомого. Развернул меню состояния пилота. Те же нули… Что ж с ним случилось? И что увидел он впереди? На десятикилометровой высоте — что может быть вообще?

Командир ушел в сторону и сбросил скорость. Поравнявшись с ведомым, осторожно качнул штурвалом вправо. Присмотрелся…

Фонарь разбит. Выжить при такой аварии невозможно. Поток набегающего воздуха, если человек не в скафандре, способен разорвать кожу. Стоп-стоп… Мы летаем в противоперегрузочных костюмах, а это те же скафандры. Осколок пластика ударил? Может быть…

Летчик немного прибавил и довернул еще. В кабине, за поникшей фигурой летчика — кровавое месиво. Больше ничего не разглядеть. Ну, ладно. Разберемся после посадки.

Первым на автопилоте садился ведомый. Командир сопроводил его, промчался над ВПП и ушел на второй круг.

Скромные огни глиссады. Аэродром, понятно, военный, но враг здесь специфический, и атаки с воздуха опасаться нечего. Можно было бы и получше световую сигнализацию выполнить, все летчикам удобнее будет. Почему не отвечает диспетчер? Сажая ведомого, командир нарочно звук приема сделал тихим, чтоб ничего не мешало контролировать посадку. Но теперь — где диспетчер? И почему самолет ведомого стоит в самом конце полосы? Его отбуксировать некому? Или не видно, что фонарь разбит? Или неясно, что ведущий сам выполнял посадку ведомого? Что за чертовщина?

Уйти на третий круг? Топлива не хватит. Надо садиться…

Самолет выпустил шасси, опустил закрылки, проскрипел по бетону и помчался, тормозя всем, чем оснастили его конструкторы. Остановиться удалось метров за тридцать от ведомого.

Командир сбросил обороты и огляделся. Никто не едет… Вообще никакого движения. Очень странно!

Летчик ослабил давление на педаль тормоза и прибавил оборотов. Самолет тихонько покатился. Кивнув, остановился вровень с ведомым. Командир откинул колпак, отстегнулся и встал, чтобы было лучше видно. Все понятно. Это была птица, крупная птица. Как только удалось ведомому заметить ее? Он еще говорил — пять тысяч… Различить с пяти километров полярного гуся даже с его немалым размахом крыльев — сложно, особенно если летит он один. И еще очень неожиданно: гусь на высоте перелета, в то время как до сезонной миграции еще несколько недель. Да, чего только не случается в небе…

Летчик вздохнул, уселся и снова прибавил обороты. Нужно зарулить на стоянку. Где, черт возьми, вся обслуга? Как он без сигнальщика с флажками точно вырулит на линейку? Напились что ли тут все, раз командир улетел на три часа?

Самолет привычно встал на свое место. Свист турбин стал понижаться, превращаясь сначала в вой, потом в гул, и наконец в финальный рокот.

Пилот снова откинул фонарь и встал, отключаясь от системы жизнеобеспечения. Краем глаза он следил за ангарами, вечно открытыми нараспашку, и постоянно заполненными ленивым, если смотреть издалека, движением. Сегодня почему-то ворота закрыты. Отчего? Штормовое предупреждение? Северный шквалистый ветер бывает чудовищно сильным. Порой даже самолеты сдвигает…

Но как, однако, спускаться вниз? Без лесенки? Прыгать на бетон? Дураков нет, с такой-то высоты… Можно, правда, по фюзеляжу добраться до крыльев, соскользнуть на плоскость, дойти по ней до края, уцепиться руками за округлую кромку, повиснуть — а после уже прыгать. Тогда до бетона остается всего ничего, не убьешься, даже если упадешь. Вот только в противоперегрузочном костюме чудеса пилотской акробатики показывать сложно. Но придется…

Летчик высунулся из кабины, прикидывая, как ему поудобней выбраться наверх, и вдруг заметил: со стороны построек, вдоль толстой бетонной стены — отбойника выхлопа — спешно перебирают лапами два зверя, на вид — чистые диэльцы. Только гораздо крупнее. Морда первого испачкана чем-то бурым… Напали-таки, сволочи? Как же часовые проворонили? Такой зверь, если встанет на задние лапы, с самолетного крыла человека спокойно снимет! Хорошо, что он не успел ни на бетонку спрыгнуть, ни даже выбраться на плоскость!

Хорошо-то хорошо, но что же делать? Боезапаса нет, топлива — килограммов триста. Эх, не нужно было на пяти тысячах лететь: воздух плотный, керосина много ушло. Но кто ж знал… Ладно. Сесть, задраиться, пристегнуться. Подберутся сзади — стартовым выхлопом швырнуть их об стену. Можно разогнаться по ВПП и попробовать взлететь. Высоко не брать. Как только ослабнет тяга — катапультироваться. Выживанию он обучен. Все необходимое у него есть. Потеряв связь с северным аэродромом, на выручку поспешат братья-амдиэльцы… когда? Да уже спешат, наверное. Из полотнища парашюта выложить крест. Дать сигнал ракетой. Увидят… В конце концов, у него есть пистолет. Тяжелый армейский двадцатитрехзарядный пистолет.

Клацнули запоры фонаря. Щелкнули контакты стартеров. Взвыли турбины. Самолет выкатился на полосу, разогнался и легко взлетел, оставив внизу безжизненное летное поле, опустевшие ангары и одинокую машину погибшего лейтенанта.

Не прошло и половины минуты, как топливо кончилось. «Высота достаточная», — решил летчик и рванул рычаг катапульты. Кричаще оранжевый купол парашюта дивным зонтиком раскрылся над не видевшей таких ярких цветов тундрой. Человек, перебирая руками стропы, умело направил свой спуск, и когда земля оказалась под ногами, даже не упал.

Приземлившись, летчик быстро отстегнул парашют, вскарабкался на каменистый холмик, пологий с одной стороны, и огляделся. Белошубых и переросших диэльских родичей не было заметно ни с одной из сторон. Увиденное, однако, заставило летчика вытащить пистолет и взвести курок. И слева, и справа, и спереди, и сзади к нему не спеша приближались какие-то зверьки, остромордые, с пушистыми серыми хвостами. Те, что были далеко, бежали вприпрыжку. Те, что подошли достаточно близко, садились, и, не отрывая от человека взгляда, смотрели. «Они, — понял летчик, — собираются в большую стаю, чтоб не дать мне шанса спастись. Медлить нельзя!»

Пилот вытянул руку, взяв на прицел одного из сидевших ближе всех зверей. Оскалив зубы, зверек вскочил, вздыбил холку, и тонко зарычал, прижимая голову к земле. Но не убежал. Тогда летчик согнул руку в локте, приставил пистолет к виску и нажал на спуск.

Разговор с полковником

Соединение, которое принял под свое командование полковник, обязывалось очистить от всякой живности тот самый континент, где вероломное травоядное показало зубы маршалу и пренебрежительно отмахнулось ногой от полковника. Природные красоты, однако, требовалось по мере возможности сохранять.