Украинский гамбит. Война 2015

– Ну вот видишь, дядя Зосим! Я же говорил: психует.

– Смотри, Васька, намотаю я тебе все-таки кишки на кулак, доведешь ты меня до греха.

– Не сомневайся, Зосим Степанович, кто ж знал, что он такой хлипкий? Я к нему всего один раз-то и приложился.

Балаков, опасливо косясь на Каюрова, плеснул в лицо Кости самогоном. Костя закашлялся. Ему показалось, что идет дождь. Потом он вспомнил, где находится, и попытался подняться. На фоне окна стоял кто-то знакомый, со стаканом в руке, и внимательно смотрел на него.

Балаков подхватил Костю под руку и усадил его на лавку, все еще испуганно поглядывая на Каюрова. Комната сделала пол-оборота, из-за чего Костя снова едва не упал на пол, но вдруг остановилась и сделала пол-оборота в другую сторону.

– А-а-а… это вы… – произнес он, узнав якута. – Пытать будете?

Каюров поморщился. Он давно понял, что запутался, свернул не на ту дорожку, но возвращаться было поздно и не имело смысла, получалось себе дороже. «Оранжевые» не простят, а в родной Якутии не поймут. Да и врагов много развелось. Стоит потерять власть, как они навалятся, тяжело думал Каюров и заливал горе водкой. Терять ему было нечего, поэтому он, как в омут головой, бросился помогать американцам дискредитировать Россию. Авось что-нибудь да выгорит. Авось их власть все-таки удержится, тогда поживем на заморских харчах. Эта единственная здравая мысль грела его последние полгода, заставляла дышать и двигаться. Выбора не было.

– Ну что? – Каюров самолично развязал Косте руки. – Согласен или нет? А то у меня видишь какие молодцы? – Он оглянулся на Балакова, который стоял за его спиной и с тупым равнодушием, выставив челюсть вперед, смотрел на Костю.

У Кости, несмотря на дикую боль в щеке, едва хватило выдержки не рассмеяться. Высокий и тощий этномутант и маленький круглый якут – как Пат и Паташон.

– Костоправ ваш, – произнес Костя, выплюнув на пол кровь и зубы, – редкостная сволочь…

– Но-но, – подался вперед Балаков, – не зарывайся!

– Остынь, Васька! – прикрикнул на него Каюров. – Выйди посмотри, кто там еще приехал.

Действительно, во дворе заскрипела новая телега. Раздались тревожные голоса. Забегали и залаяли собаки.

– Зосим Степанович, дай мне его!.. Дай порвать!

Обычно тупое выражение лица Балакова вмиг сменилось выражением превосходства, которое бывает у садистов в минуту исполнения сокровенных желаний.

– Я говорю, выйди, паскуда, пока я не рассвирепел! – заорал Каюров и так ударил кулаком по столу, что стаканы опрокинулись и пролилась водка.

– Хорошо, Зосим Степанович, хорошо, – испугался Балаков и выскочил из дома.

– Видишь, с кем приходится работать? – Каюров налил в стакан водки и пододвинул его Косте.

Костя сидел, разминая запястья, и думал, что сейчас разбежится и прыгнет головой в окно, и будь что будет, но сил не было. Он ощупывал языком десну. Два зуба слева оказались выбитыми. Щека распухла и казалась чужой.

– Но других нет. Зато предан как собака и до конца со мной пойдет. Я его в Новосибирске на вокзале подобрал еще пацаном. Беспризорничал Васька. Он за меня действительно порвет кого хочешь, потому что у него психики нет. Оставил он психику в детстве. Будем работать или нет?

– Будем, – произнес Костя.

Торчащие из десны осколки зубов то и дело впивались в щеку. Говорить было больно. Поворачивать голову тоже было больно.

– Молодец! – обрадовался Каюров. – Послужишь мне, послужишь и себе. Вам повезло, что попали к нам, а не к «оранжевым» или к бандеровцам. У них с вашим братом разговор короткий.

– А вы кто? – спросил Костя, осторожно трогая щеку.

– Первый этнический батальон, – отчеканил Каюров.

– Значит, действительно повезло, – согласился Костя. – Ассистентку… девушку только не троньте…

– Отдадим тебе твою зазнобу, хотя не скрою, она мне очень нравится. Васька!

Балаков явился тотчас, словно стоял за дверью.

– Приведи журналистку.

– Зосим Степанович, я ж ее для себя оставил! – заканючил он. – Что ж ее, просто так отдавать?.. Надо попользоваться.

– Я говорю, приведи! – вскипел Каюров. – У меня твое донжуанство вот где сидит! – Каюров похлопал себя по короткой шее.

– Без ассистентки не получится. Не поверят в студии, что мы добровольно, – объяснил Костя и потянулся за водкой. – И двоих других тоже.

– Ну извини, – развел руками Каюров. – Одного отдам.

– Почему? – спросил Костя, цедя водку мелкими глотками.

Пить было больно, но другого способа быстро прийти в себя у него не было. Силы возвращались по крупицам. Теперь надо было обмануть всех, даже самого себя, притвориться, что готов сотрудничать. И тут он наконец вспомнил, что могло их спасти – «глок» с полной обоймой, который висел у него в петле под мышкой! А в обойме этой аж семнадцать патронов!

– Убили одного, кажется.

– Кого?

– Самого здорового, того, что ранен. Не дался он.

– Гады!.. – сказал Костя. – Отказываюсь… не буду… лучше убейте… – Он оттолкнул стакан.

– Ладно-ладно, – испугался Каюров, – не психуй… Сейчас узнаем. Васька… Васька!

Васька вернулся, толкая перед собой Завету. Косте хватило одного взгляда, чтобы понять, что ее не тронули: одежда цела, лицо не разбито, только зареванная и простоволосая. А еще смертельно перепуганная.

– Садись, красотка! – Балаков пихнул ее на стул в углу комнаты, рядом с печью.

– Приведи остальных, – велел Каюров. – Будем работать.

– Зосим Степанович, что же это получается?.. – снова начал канючить Балаков.

– Веди, Васька, не томи душу. Все равно ты в высокой политике ничего не понимаешь.

– Да я за вас, Зосим Степанович, душой и всем телом… – начал Балаков. – Но отдавать?.. Зачем?.. Побойтесь Бога!

– Не твоего ума дело! Выполняй приказ. И чтобы ни один волос!

– Есть выполнять, – нехотя согласился Балаков и вышел, снова стукнувшись башкой о притолоку.

Костя старался лишний раз не смотреть на Завету, чтобы не выдать своих чувств. Она сидела, уставившись в половицу, и не поднимала глаз. Правильно себя ведет, подумал Костя. Главное, чтобы не кричала и не выказывала своих чувств. Такие, как Васька, от этого только заводятся.

– Елизавета, – сказал он, с трудом ворочая языком, – мы пойдем делать репортаж. Слышишь меня? Ты будешь мне помогать. Помнишь, как прежде?

Она оторвала взгляд от точки на полу и посмотрела на него. Главное, чтобы она быстрее пришла в себя, подумал он, и начала соображать.

– Помню, – сказала она своим низким, грудным голосом, и в глазах у нее мелькнуло осмысленное выражение.

Каюров с интересом наблюдал за ними. Надо делать вид, что она моя сотрудница и что я забочусь о ней прежде всего как о сотруднице, понял Костя, тогда, быть может, у нас появится шанс.

– Мы сейчас поедем с господином Каюровым на натуру.

– Да, – сказала она, – поедем на натуру. – Робкая улыбка тронула ее губы.

– Ну и ладненько! – еще больше обрадовался Каюров. – Так, у нас спутник через сорок минут. Васька! Где тебя черти носят?!

Открылась широкая дверь, и этномутанты втолкнули в горницу вначале Сашку Тулупова, а затем Игоря Божко. Слава богу, подумал Костя. Игорь шел самостоятельно, единственно, левая рука у него висела как плеть да рубашка была в крови. Теперь следовало разыграть партию как по нотам. Костя подмигнул Сашке, которого, похоже, не били, и заявил:

– Э-э-э… так дело не пойдет!

– Почему?.. – уставился на него Каюров.

– Верните им обувь и одежду.

– Васька! – снова крикнул Каюров.

– Да, Зосим Степанович. – Васька вынырнул из сеней.

– Почему пленные босые и раздетые? Немедленно вернуть одежду и обувь!

– Так э-э-э… – начал Балаков. – Все равно же…

– Чего все равно?! – взвился Каюров. – Немедленно! – прикрикнул он. – Остальные свободны.

Этномутанты, недовольно гудя, покинули горницу.

– Неплохо было бы выпить и поесть, – сказал Костя.

– Еда после съемок, – пообещал Каюров. – Времени нет. А выпивка – пожалуйста. – И пододвинул початую бутылку водки.