Сельва не любит чужих

Нельзя отрицать того, что в известной степени она была права. Юное тело, не так давно натертое возбуждающими настоями, влекло и звало, Гдлами была далеко, обычаи следовало уважать, тем паче что уже пятые сутки Дмитрий обходился без женщины, а это в последнее время стало непривычным и сильно нервировало. Но спать хотелось больше.

– Иди, котенок, иди, – землянин повернулся на бок и подмигнул Мйини. – Потом придешь… – и, заметив сверкнувшие на ресничках слезинки, добавил волшебное, все объясняющее слово: – Дггеббузи, сама понимаешь…

А когда тугая попка дкеле исчезла под набедренной повязкой и девушка, в последний раз с немой мольбою поглядев на синеглазого, на четвереньках выползла из хижины, откуда-то издалека долетел обрывок приглушенного рыка, обращенного к урюкам засраным, и Дмитрий совсем собрался было кликнуть Н'харо и сообщить ему о взыскании в размере двух нарядов вне очереди, но раздумал, поскольку сержант явно старался приглушить свой незаурядный бас.

Да и не так уж, если подумать, виноват Н'харо. Следовало бы поменьше рассказывать гиганту во время прогулок о правах Академии и конкретно о ее замначальника по культуре подполковнике Михайлевском…

Вспомнив Антона Флориановича, Дмитрий тихо застонал.

Ох, попался бы ты мне здесь, в сельве, урюк засраный…

Он дремал, слегка улыбаясь, и сон ничем не отличался от яви. Был этот сон ярок, как утро, и зелен, как широкая лужайка за окраиной Дгахойемаро, и во сне, как наяву, стояли перед ним юные дгаа, присланные старейшинами из горных селений; они выстроились неровной цепочкой и жадно распахнутыми темными глазами пожирали стоящего перед ними солнцеволосого нгуаб'дгге…

Хоть и повторяющий жизнь, сон был в то же время похож на объемный, напоенный запахами кадр из старого приключенческого стерео. Три десятка крепеньких, не слишком высокорослых, но не по-юношески мускулистых ребят, одетых для предстоящих боев в полный военный наряд, производили неплохое впечатление. На каждом был широкий пояс, выкроенный из шкуры речного клыкача, украшенный рядами мельчайших разноцветных бисеринок. Без этого пояса ни один воин дгаа не вышел бы в поход, даже будь на то воля вождя, ибо именно в нем заключена сила предков, охраняющих в битве. Именно к такому поясу, и ни к чему больше, положено подвешивать еще одну необходимую вещь: овальный щиток из полированной меди, напоминающий крышку обычной кастрюли. Не меньшую роль, чем пояс, играет в военную пору медный диск; ведь ничто, кроме него, не способно отпугнуть злых духов; любой из них, увидев свое отражение в зеркальной поверхности, ужаснется собственному уродству, и обратится в бегство, и сгинет, стыдясь и рыдая, в топких трясинах…

Впрочем, и о менее важных деталях снаряжения те, кто готовил воинов к походу, не забыли. На уроженцах зажиточных селений, а таких было более полутора десятков, красовались боевые шлемы, украшенные кривыми клыками, пушистыми хвостами и многообразными птичьими перьями. Не просто так трудились над шлемами терпеливые мастера дгаа! Каждое из украшений призвано было придать руке бойца, дабы колоть не устала, великие силы; клыки добавляли храбрости в миг, когда выпадет столкнуться с врагом грудь в грудь, хвост – ловкости, чтобы неожиданно подкрасться со спины, перья – сноровки на случай, если придется уходить, уступая силе…

Разумеется, большинство принесли с собой и оружие, и лишь трое явились в Дгахойемаро с пустыми руками, зато на поясах этих счастливчиков, кроме овального медного щитка, болтались еще и прозрачные камни, по утверждениям старейших, убивающие врага на расстоянии в десять десятков шагов. Впрочем, от предложенных копий парни отказываться не стали…

«Интересный бы получился фильм», – подумалось Дмитрию, когда стоял он, рассматривая с интересом и некоторым недоумением бумиановые копья с каменными и металлическими наконечниками, продолговатые щиты, обтянутые кожей все того же речного клыкача, тесаки ттай в плетеных ножнах, легкие луки с пока еще не натянутыми тетивами и странные крестовидные штуки, более всего напоминающие арбалеты…

Лишь кьяххов, боевых топоров, не было ни у кого, кроме Н'харо и нескольких людей дгаа повзрослее, но ни один родитель не доверит кьяхх двали, ибо это оружие взрослых воинов, и выходит оно из подземных хранилищ не для малых походов, но для большой, по всем правилам объявленной войны.

– Ур-рюки заср-раные, – прорычал над самым ухом Н'харо, но на сей раз Дмитрий и не подумал сердиться, потому что во сне все повторилось именно так, как было в жизни.

Он проверил, на что способны ребята, и остался доволен реакцией, меткостью, силой рук, но наотрез отказался выступать немедленно, хотя и старики, и Гдлами ждали от него именно этого. «Мне нужно трижды по пять дней!» – сказал он им и не отступил от своих слов. Потому что вести этих ребятишек в таком виде, в каком они были тогда, означало погнать их на убой; ведь враг, каков бы он ни был, располагал автоматами, а значит, был сколько-то обучен ведению правильных военных действий. «И хватит об этом!» – ответил он, когда Гдламини попыталась сослаться на волю Тха-Онгуа, назначившего, по словам дгаанги, время выступать. «Насчет этого я позабочусь сам», – прервал он уговоры, и в глазах стариков вспыхнуло благоговение, а в медовом взоре Гдлами – откровенная гордость, ибо перед ними стоял тхаонги, полубог, способный уладить спорные вопросы, лично переговорив с самим Тха-Онгуа. «Пусть будет так, как скажешь ты!» – в один голос уступили старейшины, и он сутки напролет провел инструктируя Н'харо, в котором не сомневался, и Мгамбу, которому доверял. Как и предвиделось, идеальным учеником оказался Убийца Леопардов, а Мгамбе пришлось удовольствоваться званием ефрейтора…

А потом была сельва, и фильм оказался не столь уж интересным. Во всяком случае, немного затянутым.

Выстроившись цепочкой, один за другим, как принято у охотников, вышли они из селения в пору, когда рассвет еще подумывал, а стоит ли начинать брезжить. Небо в то утро слезилось, хотя время больших дождей уже миновало и земля, непросохшая после обильных ливней, гулко чмокала под босыми ногами и чавкала под плетеными подошвами сандалий. И было довольно знобко. Но ни хмурое утро, ни угрюмые ущелья, с каждым шагом все гуще и гуще зарастающие лесом, не могли испортить Дмитрию этот день, день первой операции, возглавляемой непосредственно лейтенантом Коршанским.

Вдыхая полной грудью удивительно чистый воздух, пьянящий не хуже «Хванчкары», распитой на двоих с Дедом в день его совершеннолетия, Дмитрий чувствовал себя как минимум Наполеоном, но еще не погрузневшим и разочарованным владыкой Европы, а юным, не знающим своего будущего оливковокожим генералом, встающим навстречу пулям со знаменем в руках на Аркольском мосту…

Временами, перенаполеонившись, он наступал на ноги Н'харо, идущему впереди, и тогда гигант смущенно улыбался предводителю, а нгуаб'дгге отвечал ему извиняющим кивком: все, мол, в порядке, ничего страшного, браток!

– Диойя, – негромко сказал Мгамба, осторожно коснувшись его плеча, и Дмитрий, все так же всхрапывая, смущенно заерзал на подстилке.

Конечно, бывает…

Режиссер, поставивший фильм, решил добавить в сценарий элементы комедии, и все бы ничего, если бы на роль главного комика не был избран землянин. Хотя, откровенно говоря, он и впрямь выглядел нелепо в сравнении с воинами, когда, обжигаемый обожающими взглядами, брел по тернистой лесной тропе!

А ведь поначалу думалось, что сельва, сквозь которую он шел в одиночку столько дней, стала знакомой ему и особых трудностей быть не должно…

Какое там! Оказывается, она умеет шутить так, что неведомые зрители, сидящие где-то в заоблачных высях перед экраном, наверняка покатываются от хохота.

Вот, скажем, выбоина! Ее не сразу заметишь. Она до краев заполнена гнилью, отторгнутой сельвой, поэтому кажется твердой. И люди дгаа проходят по ней так, словно она и на самом деле тверда. Трое, семеро, полтора десятка. Но не тот, кто должен подавать им пример! Не менее получаса, прервав движение, удивленные двали вытягивали своего предводителя из мерзко пахнущей трясины, и хорошо еще, что в глазах у них не было насмешки. Нет, один, кажется М'куто, шустрый и востроглазый, хихикнул все-таки, но кулак Мгамбы оказался быстр, а пятка Н'харо тверда…