Последний переход

Юра вдруг вскинул голову, рот его открылся, беззвучно зашевелил губами.

– Мама дорогая, – невольно пробормотал Павел, видя это. – Никак нашего Вергилия пробило?..

Был ли Юра Вергилием – вопрос, конечно, спорный, но что его пробило, это точно. Губы задвигались быстро, понеслись первые звуки:

– Э… э-э… Юра видит… Юра видит…

Вслед за этим прозвучало сообщение более информативное:

– Сеня… Сеня… Лысый…

– Что бы это значило? – Пашка недоуменно посмотрел на Аркадия, затем на Беркутова и Егора.

– Где-то я это слышал… – Княженцев напряг память, но не вспомнил. – Нет, – покачал он головой.

Юра мыкнул что-то с силой, горло напряглось, надулось, оскалились мелкие неровные зубы. Он силился еще что-то сказать, плечи его сводило, он шевелил пальцами. Все напряженно смотрели на него, ожидая слов, – и не дождались. Прошло с десяток секунд, и Юра прекратил свои усилия. Он вздрагивал, пот крупными каплями выступал на лбу.

– Юра… Юра… – тревожно заговорил Беркутов.

Тот оглянулся на зов, взгляд был вполне осмысленным.

– Юра, что это с тобой было?

– Юра… ничего, – последовал ответ.

– Как ничего? – Егор нахмурился. – Что-то было!

– Юра ничего, – монотонно повторился негромкий голос.

Павлу это надоело.

– Ну ничего и ничего, – сказал он. – Пошли-ка!

И первым зашагал по заросшей дорожке. Мелкая галька заскрипела под его ногами.

За ним двинулся Аркадий, потом остальные, последним Юра. Он тоненько покашливал и двигал шеей, словно что-то мешало ему в горле.

Барак оказался разделен множеством перегородок на утлые комнатенки. Все они были неживые, пыльные, только дряхлые полы скрипели, когда ступали по ним. Но и этот скрип протяжный, пустой… Неживой.

– Вы помните место? – Пашка озабоченно сдвинул брови.

Мог бы не спрашивать. На лице Беркутова промелькнула ухмылка, он не отвечая, зашагал дальше, влево. Помедлив, потянулись за ним Аркадий с Павлом. Юра же и вовсе не вошел внутрь, а уселся на пороге, в любимой своей позе, по-турецки.

Егор не пошел ни с друзьями, ни остался с Юрой. Он постоял на месте, огляделся. Затем решился и зашагал в сторону противоположную той, куда пошли все остальные, по пути заглядывая в двери комнат.

Все они были пусты и молчаливы. Лохмотья многолетней паутины свисали с потолка. Егор шел, полы под ним тихо поскрипывали.

И вдруг одна дверь оказалась закрытой. Егор остановился, глядя на нее.

Чем она остановила его?.. Он бы не смог сказать; вернее, он об этом и не думал. Просто – остановила, и все. Что-то было там, за ней.

Он протянул руку, коснулся пальцами двери – в том месте, где была когда-то рукоятка, а теперь четыре дырки от гвоздей.

И эта дверь открылась так легко, как будто кто-то потянул ее изнутри. Но, конечно, никто не потянул, а она сама поехала вглубь.

Взору Княженцева открылось такое же мрачное вместилище, что и все другие. Оно ничем не отличалось от них. Только…

Только Княженцев смотрел и не мог оторвать взгляд. Комната была совсем темная, стекла в ней уцелели, годы замели их пылью, бесконечный полумрак царил здесь.

Егор смотрел. Что видел он? Да деревянные подгнившие полы, деревянные стены, провисшие деревянные доски потолка. Он смотрел в дальний левый угол, где пол казался темнее, чем везде.

Егор смотрел тяжелым взглядом. Мгла в углу собралась в отчетливое темное пятно, и Егор увидел теперь, что это – кровь. Пятно давно засохшей, пролитой когда-то крови.

Дрожь прошла по спине, и Княженцев отступил на шаг. Он все смотрел. Начали дрожать колени.

Тогда он опомнился, отшатнулся и чуть не бегом припустился прочь. Промчался мимо Юры, который так и сидел, все в той же позе, лишь слегка выпятил нижнюю губу. Голоса приглушенно доносились издалека, Егор устремился к ним.

В предпоследней комнате трое, пыхтя, с азартом толкались вокруг аккуратно выпиленной в полу дыры. Пашка, легши грудью на край ямы, головой и руками свесился туда, а Кауфман и Беркутов с напряженными лицами сгрудились над ним.

– Левее… Левее, – подсказывал Аркадий.

– Вижу, – кряхтел Забелин, возясь в яме. – Я его рукой трогаю, но с места стронуть не могу…

– Павел! – Беркутов переступил правее. – Давайте поглубже, мы вас подержим за ноги.

– Давайте, – сдавленным голосом скрипнул Пашка.

Сергей Аристархович и Аркадий ухватили его за ноги ниже колен, а сам он подвинулся вперед.

– Ага, ближе, – удовлетворенно гукнул он из подвала.

Егор подошел, заглянул в дыру. Увидел, что Пашка вцепился обеими руками в зеленый оружейный ящик и расшатывает его, стараясь сдвинуть с места.

– А ну-ка… – Егор подсуетился с помощью. Честно сказать, он больше мешал, чем помогал, отчего Пашка матерился – но все-таки им удалось выдернуть ящик.

Общими усилиями выволокли его, мигом слетела крышка – и вот они, чистейшие, в смазке, завернутые в целлофан, а под ним в ветошь пять автоматов.

– АКМ, – вздохнул Пашка. – Старьё.

– Но ценное. – Беркутов усмехнулся.

– Ну да, ну да… А патроны?

– Одна коробка там, в углу.

– Ага… Есть! – нашел Павел. – Ладно.

Сергей Аристархович огляделся.

– А где Юра? – и посмотрел на Егора.

– Он там. – Егор повернулся к двери. – У входа остался. Сел и сидит.

Егор сделал шаг назад, выглянул в коридор и увидел, что Юра вовсе не «сел и сидит». Он стоял. И стоял у двери той самой комнаты. Да! Той самой.

Княженцев уже бежал по коридору – так, точно от его бега зависела судьба всего мира.

– Юра! Юра!..

Юра смотрел в открытую дверь. Глаза расширились, но страха в них не было. Была решительность.

– Юра, ты что? Что там?!

Тот не ответил. Верхняя губа его подергивалась, он скалился, как звереныш. Взглядом он словно хотел прожечь пол.

Да, именно пол. Перехватив напряжение Юриного взгляда, Егор увидел, что Юра смотрит в угол, туда же, куда смотрел и сам он, Княженцев.

– Что здесь? Что такое?

Все были тут как тут, засыпали Егора тревожными вопросами. Он скуповато – не очень хотелось почему-то объяснять – рассказал суть дела. Пока рассказывал, Юра немного отошел, взор его отмяк, сам же он задышал учащенно, как после долгой задержки дыхания.