Последний переход

– …Нет, утро, ближе к полудню, – доказывал Павел, тыча пальцем в сторону солнца. – Утро! Солнце еще на востоке. Сутки минули!

– Да мы ведь не спорим, – увещевал Аркадий. – Просто это странно, но здесь странно все, поэтому мы и так… философически.

Речь шла о том, сколько «нормального» времени протекло за минуты наваждения. Судя по всему, выходило, что остаток вчерашних суток: день, вечер, а затем и ночь плюс утро следующих – сжало в эти самые минуты.

Егор обозрел небеса с видом чрезвычайно глубокомысленным, после чего молвил:

– А почему, собственно, сутки? Возможно, это утро третьего дня… то есть еще следующего… ну, вы меня понимаете.

Поняли. Такая мысль не пришла им сначала в голову.

– А ведь и в самом деле! – воскликнул Павел, пораженный. – Ведь черт его знает!..

Стали сверять часы, но толку от этого оказалось немного. Так как все, какие у них были, часы показывали время такое, каким оно и должно было быть: начало четвертого пополудни, от семи до десяти минут. Между тем солнце, как в один голос заявили Беркутов, Забелин и Кауфман, люди, профессионально ориентирующиеся на местности, показывает около одиннадцати часов утра. Да и в общем-то, вовсе не надо быть каким-то там профи, военным или туристом; и дилетанту Княженцеву по неуловимым, но отчетливо ясным утренним приметам понятней некуда, что над миром утро.

Тут, как водится, приступили к Юре, однако добились столь же немногого. Когда события прошли и время потекло дневное, нормальное, Юра сам говорить перестал, а на вопросы отвечал, как Дельфийский оракул, так что у вопрошающих голова пошла кругом, они плюнули и расспросы прекратили.

– Так. – Павел энергично подтянул ремень своего «Калашникова». – Ну, будет. Что-то мы здесь лишку подзадержались.

– Только сначала надо оставшееся оружие спрятать, – напомнил педант Аркадий.

С этим согласились; вернулись и надежно заховали оставшиеся два автомата – Беркутов расстаться с привычным карабином не пожелал, а две единицы стрелкового оружия на себе таскать все-таки тяжко.

– Ну все. – Забелину теперь отчего-то не терпелось. – В путь!

Путь-дорога! Куда выведешь?.. – подумали враз примерно одно и то же четыре человека, без лишних слов привычно вытягиваясь в колонну, – уже само собою это у них получалось. Что подумал Юра – неизвестно, но в колонну он встроился так же ловко.

– Сергей Аристархович! – окликнул Егор. – А вы так-таки до этого Зираткуля не добирались никогда?

– Нет, – отозвался Беркутов спереди. – Пытался, конечно, и не раз… да ведь я говорил: кружило по лесу, как на карусели.

– Ладно, ладно, – донесся голос Павла. – Зато сейчас, глядишь, дотопаем в лучшем виде…

– Оптимист, – буркнул под нос себе Княженцев с одобрением, ибо помнил, каким скептиком Забелин был в лесной избушке.

Некоторое время шагали молча. Потом Егор не выдержал и обратился к Кауфману:

– Аркадий, а ты как чувствуешь – дойдем мы в лучшем виде?

– Должны, – осторожно сказал тот. – В лучшем, не в лучшем…

Фраза закончилась на полуслове, и Егор, шагая, ждал, что сейчас прозвучит продолжение… но ничего так и не прозвучало. И Егор не стал больше спрашивать. Подкинул автомат поудобнее и пошел, держась строго за Беркутовым.

Что имел Павел в виду под «лучшим видом», сказать трудно, но покуда все действительно было хорошо, даже слишком. Чудесный лесной простор развернулся перед людьми. Ясное небо обнимало мир так ласково, такая безмятежность и девственная тишина царила надо всем!.. Просто не верилось в произошедшее четверть часа назад – во всю эту бредовую дрянь. Не верилось: да полно, было ли оно?!. Егор не утерпел, оглянулся: все верно, на склоне холма, медленно уходя назад, стояли угрюмые бараки, окруженные полуповаленным забором из колючей проволоки.

Да! Значит – это было.

– Ты что озираешься, князь? – заметил Павел.

– Так, – отозвался Княженцев. – Пустяки.

– Князь, – подал голос Юра. – Это он.

– Он, он… – согласился Павел. – А я кто?

– Ты Стручок, – подтвердил Юра.

– Угу, ладно… А тот, кого теперь нет с нами, он кто?

– Он – Лысый.

– Aга! – подхватил Забелин тоном сыщика, напавшего на след. – А где он сейчас?

– Юра не знает.

След оборвался. Павел только крякнул с досады.

– Сорвалось, мистер Стручок? – смеясь, подколол его Егор. – Шерлок Холмс из вас не получится!..

Говоря так, Княженцев повернул голову, краем глаза продолжая следить за спиной Беркутова, мерно движущейся впереди, и в первый миг он этому глазному краю не поверил – вдруг случилось то, чего он никак не ожидал.

Спина лесника стремительно вильнула в сторону, с нее сорвался карабин.

– Ложись!!

И этот диковатый вопль выразил все – так, что автомат был уже в руках у Княженцева. Предохранитель – щелк! – раз, два!

– Ложись! – отчаянно заорал сзади Пашка. – В цепь! Огонь!!

Короткая очередь из АКМ шарахнула прямо над головой Егора – едва он успел упасть.

Лишь после этого он взглянул на изменившийся мир целиком.

Мир изменился внизу – сверху было то же безоблачное небо с ярко сияющим солнцем. Но внизу вместо тайги расстилалась бесконечная, как море, степь, и по этой степи прямо на них пятерых, шла в безмолвии цепь солдат в серых мундирах – расстегнутые, грязные воротники, закатанные рукава – на головах приплюснутые каски, короткие автоматы в руках – не надо долго думать: солдаты вермахта времен Второй мировой.

Отрывистый немецкий выкрик донесся до Егора.

«Мать честная», – обалдело подумал он. Больше ничего подумать не сумел. Даже и страха-то как такового не было – настолько это не лезло ни в какие ворота.

Он обернулся и увидел бледные лица Павла и Аркадия, лежащих, изготовившихся к бою. Но не это поразило его до глубины души – а его и вправду поразило именно так, до самой глубины.

А вот что: Юра остановился и смотрел на них всех, на упавших, с полуулыбкой – и лицо его никак не было рожей деревенского дурачка, серые Юрины глаза смотрели грустно и мудро, они знали то, что было неведомо никому из них, никому другому, ни одному человеку на Земле.