Дауншифтер (СИ)

Обычно в такой райский день на обрывистом берегу Таймуры много людей, особенно к закату, нормальная поселковая жизнь летом после работы выглядит так, променадом.

Есть всё же в России места, приятные для жизни!

Выходишь августовским вечером на косогор — там тепло, гуляет молодёжь и семейные пары. Проходящие с тихим шелестом моторки отражаются в почти неподвижном зеркале реки. И шикарнейший закат справа, словно небо на западе обильно полили бруснично-смородиновым соусом. И сама Таймура, и Каменные Кресты стали для меня приятным откровением. После жарких и пыльных улиц столицы, которые в дождь превращаются в слякотно-солевые ленты, после несчастной переполненной душами и телами столицы, захлёбывающейся в автомобильных потоках, с особым удовольствием смотришь на стерильно чистую зелёную северную тайгу, дикую таёжную реку и расслабленных жителей, которые, в отличие от москвичей, не являются функцией населенного пункта. Здесь главное — природа и люди, а не собственно посёлок.

В Крестах почти никогда не жалуются друг другу на отсутствие денег, только в самых крайних случаях, когда человека действительно прижмёт. Не можешь купить в магазине — выстругай сам или добудь в тайге. Нужны деньги — продай добытое в заготконтору или вези в город сам.

А я любуюсь на всё это глазами бывшего фиксатора урбанистического декаданса, кем и являлся, приехав сюда. Сейчас же, глядя на рабочий посёлок в глухой тайге и его обитателей, мне хочется писать приключенческие книги.

Так и должно выглядеть последнее убежище нормальных мужчин, предпочитающих охоту, рыбалку и неспешную жизнь дружной общины беспрестанному заколачиванию бабла. В конце концов, тайге пофигу на наши душевные и финансовые кризисы. В своих диких урманах и тёмных падях она укрывала бегущих от суетности бытия ещё в те давние времена, когда главной проблемой таёжника был недостаток хорошего пороха, свежих красноярских и енисейских газет и чудовищная дороговизна бутылки шампанского, которое на Енисей купцы завозили Северным морским путём.

Но пусть внешняя пастораль места не вводят вас в умилительные заблуждения.

Этот поселок наполнен своими, особыми страстями далёкой провинции — они воистину прекрасны! И я буду рассказывать в своей новой книге обо всех сторонах такой удивительной жизни, спокойно и неторопливо: с яркими мизансценами, с характерами, бесхитростными запросами и описанием местных нравов. Надо стереть всю ту ерунду, которую я написал до сегодняшнего дня, снести начисто! Вместе с сюжетом и картонными героями! Сегодня же уничтожу все файлы. Вот только постою немного на косогоре с видом на зелёный деревянный дебаркадер…

На берегу не было никого, кроме пацанёнка лет десяти в коротких полотняных штанах и выцветшей панаме-афганке. Он сидел на одной из коротких скамеек на две души, поставив наверняка сбитые локти на поцарапанные колени и подпирая кулаками вихрастую голову. Смотрел на родную Таймуру и противоположный берег.

Рядом со скамьёй притулился укороченный под его рост настоящий эвенкийский лук, изготовленный по всем правилам оружейной традиции тунгусов: умело оструганное и полированное дерево, обмотки в нужных местах оленьими жилами и кожей на рыбьем клею, тугая тетива. Там же был берестяной колчан с десятком стрел. Маленький воин о чём-то мечтал. О чём именно? Смартфон у него, конечно, есть, планшет и ноутбук тоже. У него нет своей лодки «Обь» с японским подвесным мотором и двуствольного ружья. А отец на своей моторке даёт покататься только возле берега… Все у тебя будет хорошо, пацан. И всё сбудется. Ты в двух мирах жить можешь.

Заметив меня, мальчишка кивнул и вежливо привстал. Мы пожали руки.

— Можно присесть?

— Садись, дядь Никит, чит, не просидишь места, — солидно ответил мальчишка.

Подо мной, раскинувшись до горизонта, жадно накапливая перед долгой зимой живительную энергию, грелась под солнцем первозданная эвенкийская тайга. Подумалось, что когда-нибудь всё это апокалиптическое безобразие, этот захватывающий сериал, который никогда не будет снят центральными телеканалами страны, неизбежно закончится новыми проблемами и вопросами: что дальше? Год здесь просижу по инерции, ну, два…

Смелый эксперимент оказался удачным. Я доказал себе и другим, что могу не просто выживать в новых для себя, совершенно непривычных условиях, а жить полноценной жизнью, создав личную систему жизнеобеспечения. Не просто адаптироваться, а натурализоваться. Столичный дауншифтер стал своим человеком, с историей и хорошей репутацией, крестовцем, с которым непременно поздоровается каждый ребёнок, и каждая встречная собака приветственно толкнёт головой в колено.

Что меня ждёт в родной и горячо любимой Москве? Знакомые алгоритмы: биржи, курсы, варианты новых инвестиций, сдача помещений в аренду… Там я опять займу свою нишу, став функцией мегаполиса, его суеты и нервозности, его гонки за деньгами.

А надо?

Может, стоит закрепиться в Каменных Крестах? Навсегда.

Ну, а что, можно выкупить у владельца ресторанчик «Макао» и сделать там что-то клубное, интересное для приезжих. Или же завести собственный плавмагазин, работая в навигацию на обе Тунгуски и реки равнинного левого берега. А можно просто жить так, как и живут енисейские старожильцы: простые в общении, но отнюдь не бесхитростные люди. Жить в трезвой реалистичности запросов и свершений. Здесь нет смысла ставить красивые дворцы, тайга всё равно будет красивей. Нет идеи копать собственный пруд — вода Таймуры всегда окажется чище. Хотя бизнес и здесь можно развернуть, толстопузиков на всех хватит, Россия ещё только открывает эти земли для туризма. После решения текущих проблем — а я верил, что это произойдет — в Каменные Кресты хлынут толпы исследователей, туристов, эзотериков, охотников на НЛО и народных лекарей…

Размышления прервал неожиданно вскочивший со скамьи пацан.

Подняв к глазам маленький бинокль, висевший на шее, он уставился в сторону холмов на той стороне, до которых было километров пять.

Я тоже, подставив ладонь козырьком, попытался рассмотреть и увидел вдали четыре точки.

— Три «восьмёрки» и один военный, — авторитетно объявил он. — Хотите посмотреть, дядя Никита?

Поблагодарив, я полностью разложил почти игрушечный прибор, и всё равно было не совсем удобно. Точно! Три вертолёта Ми-8МТ и один армейский «крокодил» Ми-24 довольно низко шли в нашу сторону с юга.

— Эти вертаки не через нас шли, тут не присаживались, — пояснил всезнающий разведчик. — Ванаварские, значит.

Я вернул бинокль владельцу. Машины приближались быстро, их уже можно было разглядеть без оптики. «Восьмёрки» двигались плотной группой, причём среднюю машину немного колбасило, геликоптер то и дело рыскал по курсу и тангажу. «Крокодил», опустив нос к земле, летел отдельно, левее.

Как они все поместятся на нашем маленьком вертодроме? Значит, сядут на футбольном поле, там, где обычно приземляются «Аннушки».

Тройка оранжево-синих транспортников уже перелетела на наш берег, а вояка остался. Забрав левее, он пошёл на разворот, затем притормозил. В тот же момент у него под пилонами пыхнуло, и к тайге потянулись дымные шнуры выпущенных НУРСов — неуправляемых реактивных снарядов! Пацан что-то прокричал, но слов я не расслышал. Затем начала стрелять автоматическая пушка — на дульном срезе заплясал язычок пламени.

— Штурман тварей заметил! — крикнул разведчик.

Отутюжив выбранный квадрат с невидимыми нам целями, пятнистый военный вертолёт развернулся, сделав ещё один круг для контроля, и, явно довольный хорошо выполненной работой, резко повернул к посёлку, на малой скорости проходя совсем близко над косогором, обдавая лучами прожекторов и свистящей воздушной струей траву и редкие кустики. Я оглянулся — пацанёнка рядом уже не было, в доброй сотне метров быстро мелькали белые подошвы кроссовок.

Двигаясь самым широким шагом, к футбольному полю я добрался быстро и сразу же увидел полный аврал и бедлам. Все вертушки беспорядочно стояли на земле, причем один из Ми-восьмых дымился, судя по всему, что-то с двигателем. Народу здесь было уже много, хотя поселковые зеваки ещё не подтянулись. Рядом с вертушками замер ЗИЛ-131 с зелёным тентом и красным крестом на нём. Рядом вместе с приезжими медиками суетился весь личный состав поселкового ФАП. Глава поселения то ли спорил о чем-то, то ли ругался с экипажем неисправного или подбитого вертолёта.