Дауншифтер (СИ)

— Полезли, что ли, — с трудом прохрипел я, кивая в сторону груды шкафов. — Надо всё это заканчивать, хватит…

— Мужики, вы поняли, кто это был? — спросил Сомов и сам же ответил: — Леший.

— Кто? Да иди ты, — вяло откликнулся Новиков. — Леший? Несколько другим его представлял. Хотя…

— А я вообще никак не представлял. Зато теперь очень хорошо представляю эту падлу.

— Точно, Никита, теперь образ приобрёл завершённость, — хмыкнул Сомов.

За баррикадой в торце коридора обнаружилась врезанная в бетон железная дверь, уже открытая настежь. В ней стояла светленькая девчонка в чёрной кожаной курточке и голубых джинсах. Она странно напряглась, вытянулась, крепко вцепившись худыми руками в косяки. Пацаны тоже выбрались и стояли сбоку.

Все живы!

— Ты Стеша? — тихо спросил Сомов.

И она тут же подалась вперед, вся в слезах — такой мне и запомнилась: устремленная, вытянувшаяся вперед и вверх, напряженная, как струна, девочка с выпученными глазами и дрожащими губами. Мишка легко подхватил её на руки и уже не отпускал до выхода на поверхность.

Тёмненького кареглазого Данилу я узнал сразу же, просто копия матери. Степан оказался мальчишкой с копной рыжих волос и редкими сейчас веснушками. Твою ты душу, сталкеры нашлись, охотниками за секретным оружием…

— Целы, кто-нибудь ранен, травмы есть? — быстро спросил я. Сталкеры синхронно помотали головами.

— Пить очень хочется, дяденька, — выразил общую жажду Данила, и Новиков тут же полез в рюкзак, спросив:

— Прыгуна кто из вас завалил?

— Он, вторым выстрелом! — коротко ответил Степан, показывая на друга. — Я тоже мог, но мне не повезло. Данька по ней свои последние высадил. И у меня всего один патрон остался…

Мальчишки действительно запаслись огнестрелом: ижевская двустволка у Данилы и фроловка тридцать второго калибра у Стёпы — старое, ныне почти забытое гладкоствольное ружье, основой для которого послужила трехлинейка Мосина, хотя под фроловки переделывали и винтовки других моделей, от Бердана до «Арисаки».

Напоследок я бегло осмотрел помещение, в котором они прятались, и удивился ещё раз, хотя считал, что на сегодня лимит таких эмоций исчерпан. В этой комнате стояли два сломанных кульмана, так назывался некогда распространённый по всем проектным конторам и отделам чертёжный прибор-пантограф в виде большой доски, установленной под изменяемым углом, и получивший своё название от имени немецкой фирмы. Легенда аналоговой чертёжной эпохи, в которой ещё не было системы автоматизированного проектирования AutoCAD. Линейки были скручены с пантографа и утащены.

Зачем военным небольшой части, расположенной в эвенкийской глуши, понадобились кульманы? Похоже, мальчишки шли по следу правильно.

Перед самым выходом я достал рацию.

— Юлия, слышишь меня?

— Слышу! Где они?! — почти сразу отозвалась Мифтахова.

— Все живы, целы, с нами. Выводим. У тебя всё нормально?

— Нормально, никто не появлялся, — задыхаясь от нетерпения, ответила женщина.

— Слушай внимательно. Мы выберемся слепые, не как кроты, но с минуту нам надо будет привыкать к свету. Так что птицей из клетки не выпархивай, следи там в оба глаза, прикрывай.

Но она, выждав меньше минуты, конечно же, выпорхнула. Подскочив к сыну, с размаха отвесила ему подзатыльник, затем второй. Степан голову не опускал. На третьем замахе он удержал материнскую руку и тихим баском спросил:

— Мам, это же твоя «сайга» у дяди Димы, да? Ты, это, дай мне несколько патронов, пустой я.

Она, замерев, что-то прошептала, а потом молча полезла в карман, вытащив сразу три красных цилиндрика. Сын забил их в «ижевку» и, не закрывая стволы, положил ружьё на локоть, склонив голову для следующего удара. Мать не выдержала и с рёвом бросилась ему на плечо. За пару дней ребёнок волшебным образом превратился в мужчину.

— Всё, всё, заканчиваем! — скомандовал я с показной весёлостью. — Мифтаховы к Новикову, идёте головной машиной! Связь держать, слушать, как кошки, за обстановкой наблюдать постоянно! Остальные ко мне, Степан на переднее сиденье. Цепляем на буксир «жигуль» и валим полным ходом. Наше дело правое, имеем право на организованный отход на заранее подготовленные позиции!

Километров через пятнадцать пути произошла последняя в этом рейде встреча.

Пш-ш…

— Командир, волки впереди, те самые. Похоже, они ибага обложили.

Остановив джип рядом со «шнивой», я вышел и встал с биноклем рядом с Димкой. Почти у самой дороги стая из семи волков держала в кольце двуногую нечисть, не позволяя ей вырваться. Однако и тварь была смертельно опасна для хозяев здешних болот. Крутясь юлой, чудовище резкими длинными прыжками и выпадами не позволяло волкам приблизится, а острые длинные когти обещали, что из этого невероятного боя земного с неземным стая без потерь точно не выйдет. Ибага даже успел подхватить с земли какой камень, но с волками такой фокус не проходит — зверь, в которого метило чудовище, легко увернулся от броска и тут же занял прежнюю позицию.

— Помочь бы надо, однако. Чай, не чужие, — рассудил промысловик.

— Это мы со всем сердцем, — подхватил я. — Из своего положу.

Открыв дверь, я пристроил «зауэр». Ветра не было, дистанция не требовала поправок. Стая, которая, конечно, заметила машины, словно что-то поняла и чуть расширила круг охвата. Поэтому в корпус твари я влепил с первого же выстрела…

Волки не стали убегать. Когда маленькая колонна проезжала мимо, они хором завели свою легендарную жуткую песню. Была в ней и печаль вечных таёжных странников, и злая угроза безжалостного разбойника, и скорбь в память о днях лютого голода в стае… Но было в этом вое и нечто другое, особое, киплинговское: «Мы с тобой одной крови»… Вожак, огромный зверюга с роскошной шкурой серебристого цвета, низко нагнувшись над землей, заводил глухо, с разгоном, потом завышал и снижал голос, обрывая песню для дыхания. И начинал снова.

Машины коротко просигналили в ответ и помчались дальше.

Девочка, положив голову на плечо Сомова, спала беспокойным сном, а пацан, сидящий на переднем сиденье, ещё держался.

— Родители в Енисейске, насколько я помню? — не глядя, бросил я в его сторону.

— Ага, застряли у родни, теперь их не пускают. Хотели было перебраться поближе, в Северо-Енисейский, но это уже приграничная зона, особый режим. Да и нет у нас там никого, — шмыгая носом, рассказывал юный сталкер.

— Связывался с ними?

— Один раз по рации, глава посёлка помог.

— Давно?

— Это, сейчас… Недели две назад, пожалуй, — ответил он, почесав рыжие кудри. Колоритный пацанёнок. Глаза быстрые, живые и несколько дикие, смотрели на меня с выражением любопытства и ещё не перегоревшего испуга.

— Значит, ты сейчас в Крестах один остался, выходит?

— Выходит, что так, — горестно признал он.

— А сотовый помнишь наизусть? Номер отца или матери.

— Не помню, — признался он без следа смущения. — А для чего? У меня же айфон с собой, там записано.

— Ты что, смарт в поход взял? — изумился я. — Но зачем?

— Ну… Чтобы в игрушку какую-нибудь поиграть, когда делать нечего. — Вот теперь он замялся и посмотрел на своё ружьё, видимо, и сам удивляясь этим детским словам.

— Это да, как же нам здесь без стрелялки-то, — усмехнулся я. — Вытаскивай свой айфон, смотри номер, сейчас мы им звонить будем.

— Как звонить?! Нет же сотовой связи!

— Сотовой нет, другая есть, — буркнул я, оживляя спутниковый телефон. И что у нас? Эфир после удара метеорита частенько грязный, не всегда сигнал проходит.

— Ага, есть! Про эту историю в красках пока не рассказывай, не пугай родителей до смерти. И вообще сильно не распространяйся про тварей. Хотя… Многие на материке, конечно, уже в курсе, слишком много людей вовлечено, такое не скроешь.

— А это очень дорого, по космосу звонить?

— Ты не вникай, разговаривай. Сколько надо, столько и говори. Маму успокой, отца. А потом мне трубку передай, мне тоже с твоими родителями побеседовать надо, понял? Потом ещё раз с ними поговорю, при участковом. Держи.