Чья земля, того и вера (СИ)

                                                                  3

     Ритка, коротко вздохнув, взъерошила волосы на затылке, положила палец на спусковой крючок «вала» и настороженно двинулась вперед. Унтер и Литерный шли следом, глядя во все глаза по сторонам. Никак нельзя было проворонить какую-нибудь очередную каверзу припертых к стене похитителей.

     Им навстречу шел человек в капюшоне. Следом, не торопясь, вышагивал Генка. Рядом с ним монолитовец нес на плече извивающуюся Клавдию. Сзади конвоем двигались Марго и ее жутковатый родитель.

- Отпустите детей. У вас нет выхода. – Без предисловий начала проводница, держа на прицеле бесцветный балахон.

- Из каждого положения, девочка, всегда есть как минимум два выхода. – Спокойный бесцветный голос звучал, казалось, прямо в голове. – Например: ты сейчас легко можешь меня убить. Но сразу после этого начнется выброс, и вы все мгновенно погибнете. А малышке свернут шею так быстро, что ее брат еще успеет это увидеть перед смертью.

- Не пугай. – Перебила Ритка. – До выброса еще два дня.

- В этой глуши, дорогая, ты совсем позабыла хорошие манеры. Но, чтобы не быть голословным, я предъявлю доказательство. – Странный человек поднял к небу обе руки. Рукава балахона упали. Димка с отвращением увидел покрытые черно-зеленой мохнатой плесенью, длинные, многосуставчатые растопыренные пальцы. От них в низкое, набухшее пунцовым цветом небо протянулись тонкие синеватые нити. Человек повел руками, и цветные сполохи вверху стали двигаться, перемешиваться, образуя багрово-черную  воронку. Вдалеке, со стороны ЧАЭС, предупреждающе загрохотало. Волосы у Унтера встали дыбом, заныли сразу все зубы, в голове заломило так, что потемнело перед глазами.

     Димка представил, как сотни человеческих глаз смотрят сейчас на это небо и готовятся умереть. Самые разные, плохие и хорошие, злые и добрые, тупые и умные, люди окажутся под открытым небом во время неожиданного выброса. И никто из них никогда не узнает, за что заплатил своей смертью. «Так какова же цена человеческой жизни?» - подумал он.

- Думаю, этого достаточно. – Мужчина опустил руки. Небо сразу успокоилось. Взбунтовавшийся организм пришел в норму.

 - Итак, продолжу. Я продемонстрировал вам первый выход. Теперь второй. Мы все, стоя тут, выясняем отношения примерно минут двадцать, пока не подтянется еще один наш отряд. Пятьдесят бойцов уже на подходе. Они уничтожат вас всех, глупые смешные человечки, вместе с вашей такой сплоченной псовой охотой. А мы спокойно пойдем своей дорогой. Вот только малышка расстроится. – Он указал на Клаву, переставшую месить ногами монолитовца и начавшую тихонько всхлипывать.

- Но, так упорно добиваясь своей цели и так многим жертвуя ради нее, вы заслужили третий выход. Мы с вами можем прийти к консенсусу.

- Что ты предлагаешь? – растерянно спросила Рита. – Вам нужен кто-то из нас взамен на детей?

- Нет, дорогая. Таких, как эти двое, - он указал на Литерного и Унтера, - в нашем распоряжении даже больше, чем нужно. У нас есть приманка, на которую они летят стаями. Рано или поздно. Ничего нового они нам не смогут предложить. Ты – другое дело, но…держать тебя взаперти без надежды на добровольное сотрудничество не имеет смысла. Мы выбрали другой путь. Кое-кто хочет с вами поговорить. У него есть вопросы, на которые мы сами не можем ответить. В силу, так сказать, некоторой нашей оторванности от вашего мира и некоторых физиологических изменений, произошедших с нашими организмами. А вы – можете. А потом мы мирно разойдемся. Каждый пойдет туда, куда посчитает нужным.

- То есть, вам нужны ответы на вопросы, взамен на которые вы отдаете нам детей? – Переспросил Литерный.

- Мы предоставим свободу вам всем, включая детей.

- Но, если мы почувствуем поблизости еще чье-то присутствие… - начала проводница, кинув вопросительный взгляд на военстала. Тот утвердительно кивнул головой.

- Не обольщайся, девочка. Не в твоем положении ставить условия. Я повторяю: кровью, потом и жизнями своих погибших друзей вы заработали очень большую милость. Так что…

- А мы не на паперти, чтобы милости просить. Мы пришли не чужое клянчить, а свое забрать. И мы не торгуемся. – Огрызнулась Ритка. – Милость – это то, что ты еще жив. А там – посмотрим. Так что, если этот таинственный «кое-кто» заинтересован в твоем дальнейшем существовании, то пусть держит своих чокнутых холуев отсюда подальше.

- Ты говоришь так, как будто имеешь на это право…я никогда этого не понимал… отчаянная дерзость маленькой кошки, атакующей огромного медведя.

- Пока кошка жива, ее котят не тронет ни один медведь.

- Но это не твои котята!

- От этого они не перестают быть котятами.

- Твое условие принято. – Решительно перебил ее человек в капюшоне.

     Стоящий без движения, как манекен, боец монолита пошевелился. Не изменившись в лице, он снял с плеча плачущую Клавку и посадил на землю. Достав устрашающего вида нож, склонился над девчонкой. Димка оглох и ослеп от волнения. Кровь грохотала в висках так, будто сквозь голову транзитом мчался груженый товарный состав. Все, что он видел – это рука в перчатке, подносящая длинное широкое лезвие к телу сестры. Палец побелел на спусковом крючке автомата.

     Ловким движением сектант разрезал тонкие белые пластиковые полоски. Открыв рот, Клавдия снизу вверх смотрела на своего мучителя. Через секунду она стала отползать от него, шустро перебирая руками и ногами. У Димки возникло острое ощущение дежа вю. Однажды он уже видел почти такую же сцену…Внезапно Клавкина ладонь оперлась на скользкий от крови труп слепой собаки. Оглянувшись, девчонка оглушительно завизжала, вскочила и опрометью кинулась к брату. В нескольких шагах от него она споткнулась о тело мертвого монолитовца, вскинула руки, и Димка поймал ее, летящую рыбкой, в свои объятия, едва успев отпустить «абакан». Спрятав лицо у него на груди, сестренка тряслась и заикалась, подвывала, не в силах сказать ни слова, лишь все крепче и крепче прижимаясь к жестким пластинам сталкерского комбинезона.

- Лучше отойдем в сторонку. – Человек в балахоне указал на окружающую их россыпь трупов. – А то разговор может не получиться. – Он, не торопясь, двинулся к деревьям, окружавшим вырубку.

    Краешком занятого вновь обретенной сестрой сознания Димка заметил, что первым за фигурой в балахоне зашагал Генка. Слегка удивившись, Унтер не придал большого значения этому странному факту. Что с дурачка-то взять? Небось, и не понимает толком, где он и что с ним.

                                                                4

     Проводница догнала медленно движущуюся бесформенную фигуру и пошла рядом.

- Чтобы качественнее отвечать на вопросы, - начала она, - я хочу кое-что узнать. Кто вы? И кто хочет с нами говорить?

- А я думал, ты уже все поняла. – Человек остановился на небольшом пригорке, окруженном огромными изуродованными деревьями. Генка и последний из монолитовцев молча встали у него за спиной.

- Я – член того самого «О-Сознания», один из тех Хозяев Зоны, которыми вы, сталкеры, пугаете друг друга, сидя по ночам у костра. Как ты понимаешь, мы давно уже не являемся людьми в вашем понимании этого слова. Чтобы выжить в новых условиях и, особенно, чтобы работать дальше, нам пришлось привнести в наши организмы некоторые изменения. Какие именно – сейчас не имеет значения.

     Ты хочешь знать, кто хочет поговорить…тогда, двенадцатого апреля две тысячи шестого года, в четырнадцать часов тридцать три минуты, нам с блеском удалось завершить эксперимент, над которым мы работали не один десяток лет. Мы смогли извлечь из утробы информационного поля планеты живое воплощение того, что люди называют «ноосферой». Человек и природа, взаимодействуя друг с другом, породили мощнейшую на земле силу. А мы, использовав огромный энергетический потенциал атомной станции, смогли придать ей ощутимую форму. Иными словами, на свет родился младенец. Не имеющий ничего общего с людьми, естественно. Это юная форма нечеловеческого разума, обладающего неограниченной силой. А Зона – это его детская комната. Здесь он играет и познает мир.