Ландскнехт. Победителей не судят (СИ)

  - Поди, молились, в воронке-то лежа? Многие, говорят, у Брата с Сестрой спасения просят в такие моменты - да только, боюсь, не всем помогает...

  - Да честно Вам скажу, господин батальон-лекарь, вовсе и нет, как бы стыдно ни было. Сквернословил, сквозь зубы, всех подряд поминая вовсе уж похабными словами. Оно конечно, помирать со злобой и руганью может и хуже, чем с молитвой на губах - да только вот как-то стыдно и обидно мне было чего-то там просить. Чего бы и хотел попросить, так чтоб дотянуться до того стрелка, что по мне с картечницы садил, но это, сдается мне, было бы противу всех правил мирозданья, а потому и просить незачем, ибо грех.

  - Да, не набожный вы человек, сержант, не смиренный. Семьи-то у вас нет? Не обижайтесь, но, по-моему, если уж вы такой злой в бою, то ведь и ближним с вами несладко жить. А как же вы потом-то, война же не вечная?..

  Тут опять доктор в размышления пустился об избытке зла в мире и необходимости как-то жить добрее, а я чего-то снова задумался. Семья, вишь, говорит... А какая у меня семья? У меня и там-то ее считай не было. Жил почитай один, а чего, спрашивается, не обзавелся? Наверное, боялся. Как пришлось много чего и кого потерять в начале жизни - так потом все и боялся, что не смогу защитить, что вот как с ребятами выйдет - побьют, а я, если б и сам погиб, а их все одно бы не спас, никого. Виноват ли я, например, что с Мари так вышло? Да пусть и виноват, а все одно ничего бы иначе не смог сделать, так бы все одно вышло. Нет уж, к чорту семью. Одному жить завсегда лучше. Только за себя в ответе, никому не нужен, никто не вспомнит, если что. А то вспомнилось, как однажды чуть не погиб, там, еще в той жизни, в одной пустяковой драке, чуть было не лопухнулся, потому что хоть и молодой был, но внезапно подумал, что меня ведь дома ЖДУТ. А вот не явлюсь я - а они ж нервничать станут. А потом искать. А потом найдут, и давай их на опознания таскать - а вот эта тушка с пером в печени - это я буду. И ведь им же по-настоящему горе будет. Мне-то ладно, мне-то уже наплевать, а им за что? Так все подумал, и чуть не пропустил момент, когда меня резать начали, только куртка кожаная и спасла... Нет уж, к чорту эти мысли, правильно делали и японцы всякие, и славяне, хороня воинов еще до того, как на войну отправляли. А мне себя и хоронить не надо - я уже раз помер, и главное - обратно мне ходу нет, а тут меня никто нигде не ждет. И я ни за кого не в ответе. Ни за человека, ни за зверушку даже какую. За зверушку, может быть, и особенно не хочу в ответе быть - вот собаку, например, заведешь, и переживай - это человек еще как-то что-то, а животина, она ж пропадет без присмотра, без опеки. Нет уж, никогда я собаку не заведу, чтоб еще за нее переживать, за безответную животную. Жалко мне животин, даже вот коней этих, до чего ж мерзкие, а все одно жальче их, чем человека. Человек вот помирающий выглядит-то противно, мерзко выглядит. А животину - жалко. Может, потому как они чаще всего не виноваты, в отличие от людей-то? В общем, жалко мне животин, потому и не заведу себе никого. И людей не заведу, ну их к чорту, все эти глупости...

  - ...Так вот, и получается, понимаете ли - вопрос, куда же всем этим людям после войны податься-то - никто даже и не ставит. А люди что? - жить они нормально отвыкли, вот что я вам, сержант, скажу. И, боюсь я, у многих, кто войну живым пройдет, судьба будет печальна... Да что уж там, я вот и сам даже не знаю - что мне потом делать-то? В армии оставаться не хочу, да и не нужен лишний врач будет, как битвы кончатся. В Валаше мне не рады поди - предателем считать будут. В Свирре - не хочу, там и до войны-то было... не очень. В Риссе я чужак вовсе, пусть и в их армии числюсь, да все равно чужак...

  - А вы, вашбродь, в Союз подайтесь. Практику там откройте, частную - сдуру брякнул я, чтоб доктор не заметил, что я бОльшую часть его размышлений прослушал - А там и глядишь, семью обзаведете. Врачи, оне всегда нужны, а мужиков посля войны нехватка станет...

  - Хм... Какую же мне практику завести? - как-то озадаченно спрашивает лекарь Берг - Разве что - зубодерню какую?

  - А чего бы и нет, господин батальон лекарь? Зубы больные рвать да лечить, а кому побогаче и вместо вырванных - золотые ставить. Дело прибыльное, говорят...

  - Да, пожалуй... Дорого, правда, стоит, вложиться придется немало, откуда мне денег взять? Там один патент в ратуше сколько стоит, да их эта гильдия сдерет взносов...

  - Да уж неужто обижают Вас тут жалованьем? Уж не поверю. А коли Вы не пьете да в карты не садитесь, по, извиняюсь, девкам похабным не бегаете - то скопите в банке-то немало... а потом если Вас может на фронт двинут, то, коли повезет - трофеями не гнушайтесь. Оно кому и не благородно, да только коли Вы не возьмете - другие возьмут, никому лучше Вы не сделаете, а только себе и хуже. Так что, может и скопите чего для начала.

  - Вы думаете, сержант?.. Хм... я об этом как-то и не думал... А у нас и впрямь слухи ходят, что отправят нас все же на фронт.... Не знаю, право не знаю...

  - А Вы всеж подумайте, мастер Берг. Вам, как боевому офицеру, да ветерану, наверняка какие-то льготы будут - не все ж с войны плохое, надо и выгоду иметь, кому война, а кому в чем мать родила. А я, коли на то воля Богов будет, после войны непременно Вас навещу, зубы может подлечу, да и просто былые дни вспомним...

  - Ваши-то слова, сержант, да Брату с Сестрой в уши! Уж храни нас Боги, и чтоб так-то оно и вышло!

  На том мы с ним и расстаемся, а утром другого дня весь наш табор, грозно щелкая затворами 'охраняя секретный груз', забирается на знакомую баржу, прицепленную к столь же знакомому буксирчику. Все, меньше суток ходу, ночью уже будем в Улле.

  Глава 2

  Улле встретил нас какой-то необычной тишиной и пустотой в речпорту. Пусть и подошли мы к нему утром, отстоявшись ночью на реке - как знающие с соседней баржи объяснили - мели не стоит в темноте проходить, но все же очень уж тихо. Необычно как-то, мне казалось - порт это всегда шум и суета. Или тут настолько коренные преобразования учинили после валашского мятежа? Нашу баржу сразу оттащили в сторону военного морпорта - я впервые полюбовался на здешние военно-морские силы. Не впечатлили, конечно - у причалов стояли три кораблика, по виду непонятно кто - кажется, модели подобных кораблей я видел в Военно-Морском музее - не то паровые яхты, не то минные крейсера. Изящные небольшие посудинки, с минимумом надстроек, с одной-двумя довольно изящными тонкими и высокими трубами. При том и с вполне себе оснащенными мачтами, и вида как-то не очень военного. Ну, на мой конечно вкус - я привык к другим военным кораблям. А тут... красиво, изящно, даже как-то... игрушечно что ли. Но нет, красиво, красиво, слов нет. И все ж это не прогулочные скорлупки - на палубах за щитами стоят шестифунтовки, а у одного, который вроде и побольше чуть, двухтрубный - по-моему на носу и корме и вовсе семнадцатифунтовки, вроде тех, что нас спасали на перевале. Красавцы - и названия на борту золотом 'Зоркий', 'Забияка' и у старшего - 'Беспощадный'. Морячок вон прогуливается, форма как и положено, черная с золотом, картуз как у Нахимова на картинке, офицерик молоденький. Только что эполет нету, так, нашивочки скромненько так, без излишеств. А матросики кое-где в серых робах, береты-бескозырки без ленточек и кокард. И смотри-ка ты - все оружны, офицерик при огромной кобуре, у матрозни куцые карабины за спиной, на поясе подсумки. И двое матросов толкутся на мостике ближнего к берегу 'Зоркого' аккурат у даже не зачехленной картечницы - серьезный аппарат, спарка, со щитком. Серьезно тут у них все, служба по-настоящему несется, не для виду.

  Едва причалили, начинаются неприятности. До Улле все шло чинно-благородно, грозная бумага и наш боевой вид вполне обеспечили нам отдельную баржу и отсутствие малейших беспокойств. А тут идиллия кончилась. Едва швартуемся и перебрасываем сходни, дабы я мог сойти на брег и отыскать нужное мне начальство, как по сходням, прямо как депутат по встречке, начинает ломиться к нам какой-то штаб-лейтенант союзной пехоты. Оторопев, я его едва на борт не впустил, но стоящий рядом селюк из уцелевших, в которого очень быстро и больно вбили все пункты устава и его обязанности, поступает строго в соответствии с оными в отношении постового. То есть попросту смачно приветствует лейтенанта прикладом в чавку, щелкает затвором, и орет на весь сонный порт, что будет стрелять. Лейтенанта ловят его офигевшие подчиненные, тот размазывает кровавые сопли (ну, это я так больше для красоты - прилетело ему в скулу и не сказать, чтоб очень уж сильно, вскользь), начинает орать что-то угрожающее, и лапать кобуру, его солдатики грозно тянут с плеча винтовки со штыками... Селюк же, уже всерьез загоняет патрон и орет про тревогу. Я даже не успеваю выматериться, как на палубе становится немного тесно, от выскочивших, кто в чем, наших, но все с ружьями, щелкают затворами. Враз занимают круговую оборону, а незваные хозяева замирают в тягостном недоумении - лейтенант только открыл клапан кобуры, солдатики его и вовсе стоят, разинув рты, держа винтовки, словно дворники метлы. Ну, а что вы хотели, ребятки? Разнежились тут в тылу, а мои говнодавы привыкли сначала хватать ружье и бежать занимать позицию, а потом думать. Валашские штыки и пули быстро учат, так что лучше бы вам всем не дергаться. Я быстренько кошусь на морячков с 'Зоркого' - их картечнице, пожалуй, немного мешает всяческий рангоут и такелаж носовой мачты, стоящей перед рубкой, но, если не будут заботиться о сохранности своих морских веревок и деревяшек, то врезать могут будь здоров. Впрочем, морячки не вмешиваются, наоборот заинтересованно смотрят, вот ихний мичман, или кто он там, аж к борту подбежал, но пока никакой агрессии от них нет. Нет, ну кого ж это тут пожаловал по заветам Винни-Пуха?..