Ландскнехт. Проходная пешка

Глава 1.

      Эта война и началась-то как-то по-дурацки. Вот, живешь ты в какой-нибудь, прости Господи, Гатчине, работаешь, например, охранником в магазине, и давно тебе на все наплевать. Все у тебя есть, и ничего, в сущности, нету. Живешь спокойно, коптишь себе небо помаленьку. Пиво пару раз в месяц, с друзьями, летом рыбалка, осенью грибы. В отпуск ездишь в Прагу или в Норвегию. Встречаешься с женщиной... иногда. Вместе с ней тебе хорошо, а без нее не хуже... и ей с тобой так же. Ну, в общем - живешь.

      А потом в почтовом ящике валяется клочок серовато-желтой бумажки. Повестка. В военкомат, на сборы. Смешно. Какие могут быть сборы, если уже давно в билете написано 'не годен к строевой'. Опять, наверное, напутали. Да и какие сборы - реформа же давно идет, а тут эта дикость.

      Нацепив очки, полез в справочник, набрал номер военкомата. Занято. А мне плевать, погода дерьмо, у женщины ребенок заболел, в телевизоре шлак сплошной. Занято. Интересно, чего на этот раз? Заносили в компьютер дела, 'модернизируясь', да потерли данные? Возможно... Как меня два года назад призвали на срочную службу, ага... по достижении призывного возраста. Пришел и сказал им, что рано. Второй раз восемнадцать будет чуть погодя. Занято. Плохо что дождь, и холодно - грибов что-то в этом году и так не густо... О, наконец-то!

      Осипший усталый голос на том конце провода не излучал дружелюбия. Ну и ладно. Спокойно изложил ему свою проблему. Голос устало хмыкнул, сказал, что все верно. Я немного растерявшись, зачитал ему статью из билета - тот устало, словно в сотый раз за день, сказал что медкомиссию пройду на месте. И сменился короткими гудками.

      Идиотство. Порылся в записной книжке - набрал знакомого в хорошем уже чине... а ведь когда-то... а, хватит ныть! Так...на связи, отлично...

      Ответил он радостно, давно не созванивались. Потрепались о том о сем, поделились планами, порадовались... порадовался успехам детей. Потом спросил по делу. Он сразу как-то погрустнел, и сказал что 'попробует'. И как-то скомкано завершил разговор. Разве сказал, на последок, с каким-то неясным сочувствием 'Держись, старик!'. Да ладно, чего там. Подумаешь, я и не против, на самом-то деле. Если честно - а я бы, даже... Нет, сейчас конечно уже никуда, но вернуться на немного в прошлое - почему нет? И зарплату мне сохранят, оклад правда... да и чорт с ним, не очень и надо. Не обеднею.

      Потом была обычная суета и неразбериха - а я среди этого ностальгировал по ушедшей глупой молодости. Снова в поезд, пьянка, осипший офицер с лицом грешника в аду. Пьяненькие, мы приставали к студенткам, уверяя, что они просто обязаны нас приласкать, так как мы едем а армию - и гордо показывали повестки, призывая проходящего мученика-офицера подтвердить наш статус. Мученик морщился и уходил пить водку малыми дозами. Студентки смеялись, и заявляли, что нам в армии самое место - сбросить лишние килограммы... Потом была какая-то пустая часть с испуганно таращившимися на нас солдатиками. Мы все были за тридцать, а то и под сорок, совсем разные - и не только такие, ну скажем честно - раззвиздяи и голодранцы, как я, но и вполне состоятельные люди, и даже пара 'бизнесменов', хоть и мелких. Пожалели откупиться, похоже. Тут началось необычное - вещи собрали, несмотря на бухтеж - у многих с собой были не только дорогие мобильные, но и ноутбуки, опечатали в пакеты, и унесли 'на хранение'.

      Потом был полевой лагерь - где мы все заболели всякими простудами, промокли, и измазались в глине. Медкомиссии так и не было. Странности продолжились - выдали автоматы, старые АК-74. Выдали 'насовсем' - и мы и спали с ними. Однако немногие поняли, что это странности - оказалось - много кто и не служил вообще. Это было уже совсем непонятно, так быть не должно. Потом понеслось - привезли патроны, и мы стреляли. В ушах звенело с отвычки, мужики, азартно, как дети, сыпали очередями, а я даже постарался побольше попадать. Кидали учебные гранаты. Даже попробовали пробежать 'кросс'. И даже пробежали километр... почти половина из нас.

      А потом началась война. Когда полковник построил нас, и стал зачитывать, я уже примерно ждал этого. На самом деле. Мысли бродили, правда, такие, что вот полковник вроде и неплохой мужик, но если взять да и ему сейчас башку прострелить - то ничего страшного. А вот генералам - даже хорошо. А вот тем, кто выше - обязательно надо прострелить башку. А вообще и так было все ясно. Давно ясно. Глухие оханья и злые матюги в строю, сжатые на прикладах мокрые от дождя, замерзшие руки, злые лица с глазами обреченных. Нет, мне это не снилось в пророческих кошмарах - но я не удивлялся. И стоя в третьей шеренге, спокойно мог криво улыбнуться в спину товарищу. Нет, не прострелить мне тех голов - а раз так - полковник-то чем виноват?

      Прямо с растоптанного в глинистую грязь 'плаца' нас погнали к машинам. Выдали снова патроны - в расчете по пять магазинов на каждого. Я попросил у выдававшего под роспись старшины 'добавки'. Он зло вскинулся, открыл рот... а потом махнул рукой и бросил на стол две пачки. Мы загрузились в Уралы и поехали. Так она глупо началась, эта война.

      А закончилась еще глупее.

      Несколько дней все был тихо, мы прибыли в какой-то поселок, и околачивали груши на окраине - классическое виноградовское 'на... вы тут нужны!'. Почти все пришиблено молчали, словно на похоронах, разговаривая вполголоса. Кто-то раздобыл сотовый и скинувшись на Интернет смотрели новости. В новостях про войну говорили много и непонятно, хотя и в первых строках. А потом рассказывали о новых инициативах президента, и о жизни деятелей культуры. Потом про новинки кино и про погоду. Жизнь шла своим чередом, горел лес где-то в Европе, немного затопило Китай, в арабском мире как всегда беспокойно. СовБез ООН по поводу войны выносил какие-то резолюции, и собственно этим вся реакция в мире и ограничилась. А у нас, по крайней мере, по новостям - и вообще никакой реакции не было. Разве про досрочное начало призыва сказали. И какие-то очередные выборы перенесли на весну. Так прошло несколько дней. Потом про нас вспомнили, и снова начались 'учения' - бегали в атаку, один раз постреляли, и учились рыть окопы. Вот только никакого азарта не было уже ни у кого. После недели такой жизни всех доселе не служивших прогнали через присягу. После был митинг. Приехало в специально оборудованной машине тело в костюме, нас построили, и тело стало издавать звуки. Я очнулся только от толчка локтем в бок - оказывается, я нервно дергал туда-сюда предохранитель, а он громко щелкает, знаете ли. Наверное, мешал слушать. Тело продолжало что-то хрюкать, а когда началось про патриотизм и 'Москва за нами!' - где-то справа сочно чвякнул затвор. Словно звук вырубили, все затихли. Секунды тянулись, потом кто-то из командиров буквально сдернул с машины тело, а перехвативший микрофон толстый дряхлый и седой полковник рыкнул привычное 'Равняйсь-смирно!' а потом сказал, что ужин будет 'усиленный' и 'с согревающим'. Кто-то начал, а все остальные поддержали - и мы радостно взревели - ужин с согревающим - это то, что надо!

      Утром похмельем почти никто не маялся - сто грамм, да под, чего уж там, хорошую сытную закуску - ниочем совсем. Кто-то, конечно, нашел... но большинство тупо устало за день для всяких глупостей. После подъема хмурые (ха, а вот они-то, похоже, не ограничились стограммами!) офицеры построили нас у машин, проверили все. В машины загрузили охапками гранатометы - ну, кино про Штирлица, где немцы в Берлине на фронт едут, точно. Потом загрузились и мы.