Судороги Земли (СИ)

  Спереди или слева?

  Спереди?

  Или слева?..

  Короткий миг атаки он всё-таки проморгал. Слева направо скользнул веер игл, три из которых застряли в бедре. Чувствуя рвущую тело боль, Зодчий успел послать в сторону мутного контура две стрелы - одна за другой. Боль стала затапливать сознание, но Зодчий крепился - он должен услышать звук, иначе о н а вернётся и тогда...

  - У-й-д-и-и-и-и...

  Каждый раз, когда слух одаривал Зодчего невообразимо-жалостливым стоном, душа переворачивалась, и он начинал плакать как ребёнок, потерявший любимого ванька-встаньку. Слёзы текли из глаз и мешали видеть то, чем в эту минуту занимались дрожащие от возбуждения пальцы. А пальцы дело знали: из широкого кожаного пояса уже извлечена аптечка, и три стеклянные капсулы с ярко-красными навершиями лежат в потной ладони.

  Пульсирующее сознание деревенеющими губами продолжает отсчёт вытекающей из тела жизни:

  - Девятнадцать... восемнадцать...

  Одна ампула разбита и её содержимое - двуединое существо (и животное и растение) церрис - помещено в первую рану.

  - Тринадцать... двенадцать...

  Вторая ампула выпускает церриса вглубь кровоточащей раны.

  - Семь... шесть...

  Третья ампула уже раздавлена, но зрение изменяет - свет меркнет. Зодчий ощупью находит третью зияющую рану и отправляет содержимое ампулы в неё.

  - Два... один... ноль...

  Вслед за чертой-зеро приходит холодная, как вечный лёд мысль: "Успел или не успел?.."

  ...Успел или не успел?..

  ...успел...

  ...спел...

  - Спел бы ты что-нибудь, - просит Агути. - А то лежишь как бревно, и глаза в потолок пялишь!

  Зодчий трясущимися пальцами ощупывает левое бедро.

  Агути внимательно следит за его неуверенными движениями и спрашивает:

  - Почему у тебя руки трясутся?

  Зодчий, не моргая, смотрит на Агути. Конвульсивно сглотнув, интересуется:

  - Здесь вараны поблизости не водятся?..

  Агути с ответом не торопится, он чешет затылок и задумчиво произносит:

  - Насчёт варанов не знаю, но с этой машиной, определённо что-то не так... А ну-ка, вылезай!

  - Зачем? - Зодчий немного заторможен, и не успевает реагировать на стремительно меняющуюся обстановку.

  - Позвоним в лабораторию, пусть алийцы сами со своей заумной техникой разбираются!

  - Подожди... - поднимает руку Зодчий.

  - Ты чего?

  - Давай ещё разок попробуем? Последний...

  Агути с сомнением качает головой.

  - Смотри! Можешь совсем без воспоминаний остаться!

  "В моей ситуации это было бы самое лучшее..."

  Мысль гаснет, словно выключенная экономным хозяином электрическая лампочка.

   - Наивный юноша, меня трогает ваша горячность, но мне искренне жаль вас. Ваши мысли ведут в никуда.

  - Нет! - крикнул Зодчий. - Это ваши мысли ведут всех нас к пропасти! Слышите!

  - Боже! К чему такая экспрессия! - поморщился незнакомец. - Мы с вами беседуем, и в процессе дружеской, заметьте - дружеской! - беседы пытаемся докопаться до истины. Разве не так?

  Голос незнакомца бархатисто-ласковыми интонациями обволакивал Зодчего, нейтрализуя его горячность. Зодчий быстро успокоился.

  - Извините, я погорячился... - хмуро признался он. - Излишняя импульсивность, конечно, не добродетель, но я не могу сдержаться, видя, как все свои дурные поступки человек пытается свалить на кого угодно, лишь бы не нести ответственности.

  - Вы обо мне?

  - Нет. Я имел в виду всех людей. И себя в том числе.

  - И в чём же вы обвиняете всё человечество, - после короткой паузы мужчина с сарказмом добавил: - и себя в том числе?

  - В том, что люди переполнили чашу терпения природы!

  - Даже так?

  - Именно! Согласитесь, в сосуд невозможно налить жидкости больше, чем позволяет его объём. Любя капля сверх этого объёма обязательно прольётся. И куда она упадёт?

  - Не знаю, - развёл руками незнакомец, - мне ваша метафора не совсем понятна.

  - Всё, что переполняет чашу терпения, бумерангом возвращается к тому, кто уронил в чашу последнюю каплю.

  - И кто это сказал? Сократ? Платон? Или Вася Пупкин?

  - Знаете, ваша язвительность в данном случае неуместна. - Холодно ответил Зодчий. - К сожалению, никто подобных слов не говорил, потому что исключительное право заявлять об этом, принадлежит природе...

  Странные ощущения испытал Зодчий, неожиданно открыв глаза. Ноющая боль в ногах (наверное, потянул связки, пока бегал от одного трока к другому?) не могла быть причиной внезапного пробуждения. Подобное недомогание ничто по сравнению со странным чувством тоскливой обречённости, проникшим в его сознание в тот миг, когда он открыл глаза. Тоска - невыносимая, словно вопль "зывуна" и холодная, будто ледяная могила - напомнила об утрате чего-то очень-очень близкого и дорогого. Томительное чувство пришло и осталось. Зодчий понял: теперь не уснуть...

  Лёжа в сумраке льющейся из окна белёсой мути, он смотрел прямо перед собой, мысленно "отматывая" время назад. Он увидел, как в комнату, где он спал, вошла Наита. Девушка долго с любовью смотрела на него, потом её взгляд упал на правую руку, девушка поднесла свечу, и лицо её исказилось болью, она вскочила и бросилась вон из комнаты, забыв закрыть дверь...

  Зодчий рывком сел на кровати. Долго не решался опустить взгляд, чтобы посмотреть на свою руку. А когда смог себя пересилить, ему стало страшно...

  35.

  Возвращаясь на заставу, Зодчий был молчалив и даже угрюм. Время от времени Енор пытался завести разговор, но каждый раз натыкался на молчаливую неприступную холодность заставника. В конце концов, юноша отказался от своих попыток, лишь иногда с тревогой посматривая на выходца.

  Зодчий всё это видел, но нарушать добровольно наложенный на себя "обет молчания" не хотел. За последние часы он успел настолько запутаться и в себе и в окружающей реальности, что боялся любого действия своего тела и даже любого случайного слова, сорвавшегося с искусанных от волнения губ...

  Сегодня утром, из-за многочисленных наслоений ночных "воспоминаний", он оказался в неприятной ситуации. Случилось это, когда он и Легонт стояли возле широкого крыльца. Непринуждённо поддерживая беседу, Зодчий натренированным слухом уловил характерное, едва слышное пение крыльев цеза-стервятника - самого свирепого летающего хищника в одном из ночных видений. Зодчий сработал на уровне рефлексов. Ни мысль, ни его воля не участвовали в процессе мгновенного извлечения у ближайшего поселенца тяжёлого арбалета и наложении "фархадовской" стрелы.

  ...Он осознал себя в тот момент, когда напуганные его поведением поселенцы расступились, оставив в центре пустого круга его одинокую фигуру. Именно в этот миг в голове Зодчего прозвучало рвуще-терзающее слово - изгой... Выдавив на лицо вымученную улыбку, которая больше походила на оскал умирающего зверя, Зодчий вернул арбалет остолбеневшему поселенцу, пожал плечами и поспешил к повозке Енора, к счастью, не заметившего его странной выходки.

  Зодчий усилием воли заставил себя не думать о сегодняшней ночи, её неожиданных и неприятных последствиях. Выходец понимал, что отправившись в нелёгкое плавание на утлом челне психоанализа, он может не выдержать очередного шквала информационных наслоений, и тогда непременно произойдёт срыв.