Сельва не любит чужих
Сельва не любит чужих читать книгу онлайн
Внук стареющего и теряющего власть президента Галактической Федерации Дмитрий Коршанский попадает на далекую планету Валькирия. Здесь пересеклись интересы многих влиятельных сил обитаемой вселенной. Беспринципные дельцы могучей межзвездной Компании, ведущие себя как настоящие бандиты, дикие враждующие племена, космодесантники – все смешалось на этой планете. И кажется, нет выхода из замыкающегося на глазах порочного круга…
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
– А вот если ты, отаман-красуня, велишь своим парубкам мне да хлопцам моим еды в дорогу дать, вот то ладно будет! – закрепил победу вуйк Остап.
И не ошибся. Очи отаманши вновь подобрели. Оно и понятно. По ихним, диким, обычаям, что за столом кусок съесть, что из дому прихватить – все одно, почтение оказать…
А только и он, хлебосольный унс, представить себе не мог, каково почтение горных!
До самых краев накидали в телегу съестного на всякий вкус, аж оол замычал возмущенно, когда пришлось его ногайкой с места страгивать… Ладно еще, что обратная дорожка под гору лежала, а то бы, пожалуй, и не потянула такую-то непомерную кучу упоминков могучая животина!
Не поскупились на припасы люди дгаа, еще и поверх съестного щедро бросили охапку травы нундуни, столь любимой мохнорылыми, а на плечи всем троим накинули, расщедрясь для новых друзей, знаменитые свои плащи из пуха горных птиц, сплетенного с кожей рыб, резвящихся в студеных ручьях. Всем плащам такие плащи! Легки они, что твоя паутина, однако и прочны, притом до того, что уж и прочнее некуда. В этаком плаще в любую пору на улицу иди и горя не знай: в мороз не замерзнешь, в ливень не промокнешь…
И долго еще озирались парубки!
До самого поворота оглядывались, не в силах оторвать жадных взглядов от оставшихся позади машущих на прощание смуглыми руками гологрудых горных девок! Ишь, сладость-то какая… В хату, ясное дело, не приведешь, а вот кабы такую вот, сисястую, да на сеновал затянуть…
Пыхтели хлопцы и нет-нет, да подталкивали друг дружку локтями в бока. А в спину мерно шагающему перед повозкой вуйку озорно подмигивали: мол, старый-то, глянь, друг, старый-то на девок и не взглянул даже!.. Да что уж там, ясно, на то он и вуйко сивый, чтоб девичьей красы не замечать!
Шли себе они, шли, от поселка – до ручья, а там через ручей, возвертались до дому, а в оставленном ими поселке уже творились иные дела, скорбные, для чужих, хоть и дружеских глаз не предназначенные…
Тихо пока еще гудел большой барабан у кострища, тенью бродил вокруг него юный дгаанга, в неровный круг выстраивались люди дгаа.
Много уже их было, а толпа все росла и росла. К ней присоединялись поспевшие в Дгахойемаро по зову алой стрелы мужчины из ближних поселков, и хотя красно-синие боевые узоры еще не испятнали их лиц, но каждый принес с собою тяжелые копья, а у иных за витыми воинскими поясами уже торчали тяжелые тесаки и даже къяххи, боевые топоры, столь кровожадные, что их в мирную пору укладывают спать под землю…
Двоих, привезенных мохнорылыми, уже положили у костра, по обычаю скрестив мертвые руки на груди, но женщины дгаа, даже самые любопытные, не спешили подойти прощаться, да и не всякому, обладающему иолдом, стоило на такое смотреть…
Сказано так: убиваешь – убивай, ненавидишь – замучь.
В этом есть правда.
Но нет правды в том, чтобы замучить незнакомых.
Не только отняли жизнь у мирных охотников неведомые злодеи, но надругались безжалостно. Вымещая беспричинную злобу, отсекли они у мужчин дгаа уши, отрезали иолды, выкололи глаза и вспороли животы, разбросав кишки.
Как теперь услышать несчастным зов Тха-Онгуа?
Как доказать мужскую стать свою пышнобедрым девам, встречающим пришедших у ворот Выси, как увидеть, где разбросаны сети коварной Ваарг-Таанги?..
Одно хорошо: поглядев мертвых, в один голос сказали знающие люди – Мг пришла к ним быстрая, незлая, от кусачих пчелок, что быстро летят из трещащих палок. Нет таких палок у мохнорылых. Есть они у тех, кто живет на равнине…
Молча стояли люди дгаа, молча, хотя и все быстрей ходил туда-сюда у костра дгаанга; молчали старики, и сама мвами Гдламини, суровая и печальная, потупила очи.
Ныне наступило время Великой Матери.
– Инг'гёй! – воззвал к ней, моля выйти из пещеры, кряжистый, еще нестарый воин, отец одного из погибших; одним из первых поспел он на зов стрелы-войны, поскольку жил в селении ближнем, и горьким для него стал миг, когда, заглянув в лицо младшего из мертвецов, признал он своего сына.
– О-ххо! – отозвалось из пещеры.
– Инг'гёй! – выкрикнул в разъятый зев земли дгаанга, по праву заменяя родню второго убитого, ибо опознанный обитал в селении дальнем, и лишь к вечеру возопят в великом горе кровные его, придя в Дгахойемаро.
– Й-ой-э! – откликнулась земля.
А потом вспыхнуло нечто в провале.
И вышла к людям дгаа Великая Мать!
Полностью обнажена была сейчас Мэйли, как и подобает матери, выпускающей из утробы на свет детей своих, и старые груди ее, натертые настоем травы нгундуни, не метались, дряблые, из стороны в сторону, но стояли торчком, подпрыгивали зазывно и юно, словно напоенные молоком.
Черной краской вытемнила тело свое Великая Мать, скрыв морщины. Для траурных обрядов хранится у травниц такая краска. Груди же, кормящие младенца, выбелены были краской белой, означающей тяжкую боль, холодящую душу. И синие круги, обведенные вокруг глаз, беззвучно кричали о великой скорби, огромные и жуткие, будто бельма Ваанг-Н'гура…
– Ой-йееее! – заныл сквозь плотно стиснутые зубы дгаанга, и вслед ему сотни мужчин и женщин затянули напев:
– Ой-йе-йеееее!
Будто несчитанный рой гигантских пчел зажужжал над костром…
Словно не ведая ни о чем, прошлась вокруг костра Великая Мать, а потом всплеснула руками и горестно вскрикнула, заметив лежащих без движения. Упала на колени перед одним, приникла к груди, пытаясь услышать проблеск жизни. Упала на колени перед вторым, заглянула в пустые, темно алеющие глазницы, словно стараясь уловить отзвук боли.
Поникла головой. Взвыла жалобно, раз за разом повторяя имена детей своих, которых столь жестоко и преждевременно у нее отняли: М'панга ваТту из селения Дганьягве! Нгеммья К'ибусса, прозванный Коротким Копьем, из селения Т'к!..
Помолчала, вопреки очевидности ожидая отклика.
Опустилась на колени, по-собачьи вскинула голову к Выси, опираясь на сжатые кулаки.
И запела Песню Прощания.
А люди дгаа слушали внимательно и строго, подтягивая в нужных местах, в остальное же время даже не дыша…
– …Спят горы Дгаа, – пела Великая Мать, – спят лесистые горы Дгаа, травы заснули, заснули кусты, лишь ветер рыдает в горах…
– Ой-ей-ей-ееееее!
– …Ветер скулит, – выстанывала Великая Мать, – ветер уносит туман, ветер не хочет, чтоб люди дгаа в тумане утратили путь…
– Ой-ей-ей-ееееее!
– …В белых горах, – рыдала Великая Мать, – среди ледяных полей, спите спокойно, за вас отомстят люди народа дгаа; вам не придется плакать в ночи, братья за вас отомстят…
– Ой-хой-й-е! – в полный голос грянула толпа.
Мертвецы улыбались выщербленными оскалами.
Они могли быть довольны.
Не каждого, далеко не каждого из ушедших провожают в последнюю дорогу так, по полному древнему обряду, завещанному потомкам своим Предком-Ветром!
Куда чаще прощаются с неживыми много скромнее, и лишь прямая родня продолжает носить траурные пояса и выбеливать грудь в течение долгих девяти десятков и еще девяти дней.
Но первая кровь, пролитая в начинающейся войне, священна, а потому и достойна наивысшего почета.
Что ж! М'панга ваТту из славного доблестными охотниками селения Дганьягве и Нгеммья К'ибусса, прозванный Коротким Копьем, из ничем не примечательного селения Т'к, если и не жизнью, то смертью своей заслужили право на сбор людей дгаа, на плач Великой Матери и на все последующее…
Вот уже отошла от мертвых тел Мэйли, вновь обернувшаяся старухой; три девственницы бережно поддерживают ее под руки, а на месте Великой Матери встает юный дгаанга!
Лицо его покрыто маской Мг, он облачен в черный, бахромящийся по краям плащ, в руках – длинный зазубренный нож и широкая лопатка из дерева бумиан, чья древесина много тверже бронзы и немногим уступает железу.
По левую и правую руку дгаанги – помощники, юноши из лучших родов; они станут помогать ему. За спиной у дгаанги – полногрудые девственницы; они держат на вытянутых руках овальные глиняные чаши.