ПУТЬ БЕЗ УКАЗАТЕЛЕЙ (СИ)

   На этом битва была закончена за явным преимуществом мужчины. Что могли противопоставить ему маленькая женщина и четырехлетний малыш?

  Взяв стонущего ребенка в охапку, раздосадованный до крайности отец быстрым шагом бросился к выходу, при этом, не преминув с силой пнуть, все еще не пришедшую в себя женщину. Даже не удостоив Роуз мимолетным взглядом, Паша защелкнул дверь и исчез в ночи. Наступила гнетущая тишина. Только тихие всхлипы потерпевшей поражение женщины нарушали ночной покой. Дверь в комнату мальчиков тихо открылась, и из нее неровными испуганными шагами выбежал Дошка. Своими слабыми ручками он попытался поднять Роуз с пола. Он не плакал, он считал себя мужчиной и не мог позволить себе такой слабости, но руки его тряслись от страха и напряжения. Дошка весь перепачкался в крови, но это его не смущало, он с удивительным упорством продолжал попытки поднять Роуз. Женщина уже немного пришла в себя и смогла подняться.

   -Дошка, иди спать.

   -Я все слышал, прости, я испугался и не смог помочь Фреду, мне очень жаль. Что теперь с ним будет? Куда этот человек его понес?

   -Мы обязательно найдем и спасем Фреда, но сейчас тебе необходимо пойти в свою комнату и сидеть тихо как мышка. Со мной все в порядке, честное слово. Я немного поцарапалась, смотри, ты испачкался, придется переодеваться…, ладно, сиди здесь, сейчас приедет мама Фреда и разберется с твоей одеждой и моей головой. Слава богу, она еще и врач.

   Несмотря на все усилия, Дошка начал тихо плакать, прижавшись к боку Роуз, которая набирала позывные Софии по экстренному коду. Этот код знали всего два человека: Роуз и мать Софии. Слава богу, доступ по этому коду был открыт круглосуточно. Такие меры предосторожности пригодились, и Роуз была рада, что в свое время настояла на такой связи. На том конце ответил усталый, грустный голос. У Софии и так был не самый легкий момент в жизни, а Роуз предстояло его усложнить до крайности.

5.

   "Чувствительность человека к пустякам  и бесчувственность к существенному –  какая страшная извращенность".

                             (Блез Паскаль)

       Шел уже третий триместр беременности, а Зонда все еще пребывала в каком-то радужно-приподнятом состоянии. Четверт пьянил ее словно вино. Он окружил ее просто неземным вниманием, позаботился, один бог знает как, о лучшем жилище, о приятном досуге и достойном питании. Ей иногда начинало казаться, что он относится к ней как к дорогостоящему в содержании инкубатору. Четверт делал все, чтобы ребенок родился здоровым. Нет, он ежедневно признавался ей в любви, каждый день с упоением наслаждался ее ласками…, но все это начинало отдавать какой-то фальшью. Все было слишком театральным, пафосным. Почему она это замечает только когда остается одна и прокручивает в памяти счастливые моменты? Почему Четверт так действует на нее, что она не в состоянии трезво мыслить в его присутствии? Все это было бы очень здорово, если бы не было так подозрительно.

     Зонда отмахивалась от этих мыслей, приписывая свою мнительность беременности и неприятным детским воспоминаниям. Сегодня был особенный день, самый особенный после знакомства с Четвертом - Зонда получила приглашение на работу в Сомате. Такая радость! Она мечтала об этом, но неудача прошлого раза убила последнюю надежду. Теперь все изменилось, они решили дать ей работу, интересную полезную работу. Кто бы мог поверить, что ей улыбнется такая удача? Невероятно!

     Пусть это будет работа на Земле, а не в небе, но она будет причастна к великому делу и это очень важно. Ее мечта почти осуществиться! Ее оценили и заметили, выделили среди многих других отсеянных за непригодностью претендентов. Наверное, это София! Неспроста она так понравилась Зонде в прошлую встречу, вызвала такое теплое чувство, очень дружеское. Скорее всего, именно София в нужный момент вспомнила о ней, о ее способностях, сообразительности и мечте.

    Жизнь опять обрела смысл, теперь уже второй за последние полгода… Зонда просто не могла поверить, что это все происходит с ней. Теперь у нее будет все: милый Четверт, ребеночек и любимая работа. Необычный набор мечтаний и стремлений для современной женщины, но она никогда не была обычной…, вернее она перестала быть обычной, когда заболела болезнью Футше второго порядка. Правда теперь она считает это обстоятельство своей жизни больше удачей, чем проклятьем. Лишившись в одночасье иллюзора, она обрела возможность смотреть на людей и все человечество как бы со стороны, объективно. Это позволило ей оценить возможности и идеи Сомата, понять свою сущность и обрести мечты.

    В общем, оставалось только наслаждаться жизнью и быть счастливой. Пусть она не попадет на Юрико с первыми колонистами, но она обязательно туда улетит вместе со всеми переселенцами, малышом и Четвертом. Все будет хорошо!

    Но какой-то червячок сомнения все время нашептывал на ушко, что все это счастье только иллюзия, что она на самом деле занимается самообманом. Что-то в ее жизни было неправильным, подсознательно она все время ощущала некую асимметрию происходящих событий. Но Зонда вновь и вновь отмахивалась от этого подсознательного сигнала.

   Интересно, как отреагирует на новость Четверт? Наверное, порадуется за нее,… или нет? Вдруг, некстати, вспомнилась его реакция на ее рассказ о том, как она пыталась отобраться в команду колонистов. Эта реакция была немного странной и скорее отрицательной, чем наоборот. Зонда отказывалась верить в возможность такого развития событий. Ей так хотелось верить в благополучный исход, в то, что Четверт будет так же безумно рад, как и она…, а может и присоединится к ней.

    Сегодня Четверт был занят какими-то своими загадочными делами, поэтому она лежала на новой роскошной кровати и, отдыхая, предавалась восхитительным мечтаниям о будущем. Каждый раз, ощущая внутри себя приятное шевеление и толчки, Зонда с замиранием сердца прислушивалась, начинала поглаживать живот, успокаивала разбушевавшегося малыша. На лице молодой женщины при этом всякий раз появлялась глупая блаженная улыбка. Осталось подождать совсем немного времени, и она сможет взять малыша на руки. Это будет мальчик, похожий на своего прекрасного отца и жить он будет в прекрасном цветущем мире. Кажется, Зонда слышала сегодня на прогулке в парке что-то о том, что первые колонисты уже на Юрико. Это значило, что совсем скоро и для нее путь станет открытым, нет, не для нее, для них.

   -Сейчас придет твой папочка, и мы расскажем ему наши новости…! Как ты думаешь, папа обрадуется нашей удаче, или станет сердиться? Ничего, мы сумеем его задобрить в случае чего…

    У входа послышалась какая-то возня, приятные слуху звуки, это пришел Четверт. Он был в каком-то подавленном совсем несвойственном ему настроении. Зонда даже растерялась в первый момент, и совсем было передумала говорить новость, не будучи до конца уверенной, воспримет ли он известие с радостью. В конце концов, она решила, что скажет ему, но чуть позже.

   Четверт мрачно прошествовав в комнату, сел на край стула и погрузился в свои невеселые мысли. Зонду он просто не замечал, совсем…, поэтому, обидевшись, она вышла в другое помещение.

     В жизни Четверта случилось совсем непредвиденное событие. Смерть… Даже человек его способностей не смог так просто пережить смерть ребенка. Своего ребенка. Вынужденную смерть. Четверт снова и снова задавал себе один и тот же вопрос – была ли у него хотя бы небольшая возможность спрогнозировать такое развитие ситуации или отсрочить кризис до момента рождения ребенка, чтобы спасти ему жизнь? И ответ всегда был один – нет. Он старался убедить себя, что другого выхода не было, что потеря одного из восьми детей не такая уж страшная беда, но раздражение от этого локального поражения все время мучило Четверта. Он встал со стула, остановился перед дверью комнаты, за которой его ждала Зонда, самая послушная и ласковая из матерей. Он безуспешно пытался унять свою нервозность и какое-то странное предчувствие. Пара глубоких вдохов и Четверту удалось успокоиться, с милой улыбкой он вошел к Зонде. Эта доверчивая девочка мечтательница и романтик забавляла Четверта больше других…, если бы он не был самим собой, то сказал бы, что влюблен в ее наивность и простодушие, в ее непосредственность и даже глупость.