Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

– Что ж, идите… Стойте! – не дала она сделать ему и шага. – Что же вы к нему с пустыми руками? Гостинец какой‑нибудь принесли бы, что ли.

– Да я как‑то не подумал, – смутился еще больше Александр. – А что, надо было?

– Эх, молодежь, молодежь… Больные у нас ни в чем недостатка не знают, – тут же отыграла она немного назад. – Питание четыре раза в день, по утвержденному Иннокентием Порфирьевичем меню… Но только представьте себе, как им хочется внимания! И вот посетитель приходит с пустыми руками. Поставьте себя на место вашего солдата: вам это было бы приятно?

– Ну… – Саша честно попытался и не смог. – Я никогда не лежал в госпитале…

– Типун вам на язык – и не надо! Вот. – Мегера порылась в ящике стола и выложила перед поручиком плитку шоколада в яркой обертке. – Отнесите хотя бы это. И не вздумайте отказаться!..

Саша уже давно скрылся из глаз, а женщина все сидела, опустив голову.

– Ох, дети, дети… – пробормотала она, сняла очки, без которых ее глаза стали больше и беспомощнее, и вытерла непрошеную слезинку. – Когда же все это кончится…

* * *

– Здравия… – попытался встать с койки Федюнин, но Александр показал жестом: сиди, мол, сиди, – …желаю, ваше благородие.

– Здорово, Федюнин, здорово! – Поручик выдвинул из‑под стола табуретку – пластиковую, дерево тут было на вес золота – и уселся, закинув ногу за ногу. – Ну, как ты тут?

Коротко стриженный, исхудавший – шея, торчащая из чересчур широкого воротника темно‑коричневого халата с вытравленным хлоркой номером «14» на груди, казалась цыплячьей – солдат уже не выглядел наглым и разбитным. А может, не хотел пыжиться перед офицером, которому исповедовался в темном кузове на тряской дороге, думая, что часы на белом свете сочтены. Палата пустовала, все койки, кроме одной, были заправлены.

– Да нормально уже, – спрятал глаза солдат. – Поначалу‑то тяжко было… Думал, все, Федюнин, отплясал свое. А сейчас уже ничего. Рука вот только… – Он покачал здоровой рукой другую, висящую на перевязи. – Не слушается, зараза. Доктора говорят: нерв какой‑то зацепило.

– Ну‑ка, пошевели пальцами, – потребовал офицер, и больной с видимым напряжением шевельнул скрюченной, похожей на птичью лапу кистью. – Видишь! Шевелится – значит, все в порядке будет.

– Вот и доктора говорят… Мол, тренировать надо.

– Дома и натренируешь, – подмигнул Бежецкий. – Тебе ведь не у станка стоять, не в поле работать, а?

Федюнин вообще пригорюнился.

– Вы ребятам не рассказали, ваше благородие, что я вам там, в машине, плел?

– Ну да, только и ждал я, когда до дому доберусь, чтобы солдатам твою подноготную выкладывать. Ты в своем уме, братец? Я ведь офицер и дворянин. Ты про слово такое «честь» слышал?

Солдат промолчал.

– Так что будь спокоен, фартовый, никто ничего про тебя не узнает. Разве только сам проболтаешься по пьянке. Но тут уж вины моей нет.

– Спасибо, ваше благородие!

– Ладно, ладно… Думаешь, я твою тайну за так буду хранить?

Мысль эта осенила поручика только сейчас: а что, если…

– А что надо сделать?

– Сделаешь ты, Федюнин, вот что… Помнишь, порошок на месте падения «Святогора» нашел?

– Ну!

– Вот тебе и ну! Наркотики это. Кто‑то их тайно в Россию переправляет. Вот ты, как только домой вернешься, ступай в ближайшее жандармское управление и доложи там все, как на духу. Мол, везут зелье в гробах с павшими солдатами, а поручик Бежецкий, мой командир, приказал мне все это вам передать, чтобы преступников тех…

– Так точно, – просиял солдат. – Все сделаю, как велите. Понятное дело – вам тут не след кипеж‑то поднимать: еще укокают мазурики!

Федюнин забылся и снова начал сыпать воровскими словечками, но наткнулся на укоризненный взгляд офицера и замолчал.

– Вот примерно так и расскажешь. Ладно, Федюнин, пойду я. А уж меня, солдат, не подведи.

Александр встал, в кармане что‑то зашуршало, он сунул руку в карман и долго непонимающе изучал вынутую на свет божий рязмякшую от тепла шоколадку.

– Вот тебе, Федюнин, презент от одной дамы, – улыбнулся молодой человек. – Только не проси – не скажу, от какой.

– Благодарствуем, – повертел в руках лакомство солдат.

– На здоровье. Ну, поправляйся давай!

Саша направился, было к двери, но солдат негромко окликнул его:

– Ваше благородие…

– Чего тебе? – обернулся офицер.

– Вы ко мне, как к человеку, – словно решившись на что‑то, заявил больной. – Ну и я сволочью не буду… Зря вы в госпитале‑то шмон тогда наводили – наркоту не здесь в ящики со жмурами пакуют.

– А ты откуда знаешь?

– Знаю, – туманно ответил солдат. – Сорока на хвосте принесла.

– И где же их по новой вскрывают?

– В мастерских при аэродроме, – ответил Федюнин. – Только больше не пытайте меня – ничего не скажу. Мне еще до дому живым добраться надо. И ваше поручение передать.

Глаза солдата смотрели твердо, открыто, и Александр в один миг понял: не врет он – все так и есть…

* * *

«Все отлично укладывается в мою схему, – думал Александр, чертя в тетради длинные линии со стрелками: так делал в виденном давным‑давно фильме один контрразведчик, покоривший воображение тогдашнего подростка четкостью и остротой мысли. – Фон Минден вхож в те самые аэродромные мастерские. Они совсем рядом со складами: кому, как не интенданту, проверять сохранность грузов, готовящихся к отправке? Подговорить пару мастеровых, вскрыть парочку уже подготовленных к отправке гробов. Кстати, еще Иннокентий Порфирьевич мне говорил, что маркируются деревянные ящики, куда они устанавливаются, в аэродромных мастерских. Да и формальности всякие, номера накладных, то да се… Вполне можно успеть заменить пакеты с силикагелем на почти такие же, но с наркотиками…»

Схема выстраивалась весьма четкая. Во главе всей сети, опутавшей Кабул, стоит резидент фон Минден. Кстати, остзейское происхождение позволит скрыть мелкие огрехи в русском языке, вполне простительные немцу. Прикидываясь простачком и слюнтяем, этот дьявол в человеческом обличье творит свои черные дела в двух шагах от всевидящих жандармов! То‑то изумится «государево око», ротмистр Кавелин, когда Саша выложит перед ним неопровержимые доказательства, изобличающие вражеского агента!

«Поверить не могу, – представил себе молодой человек растерянное лицо клеврета. – Что вы, не имеющий никакого опыта в сыске… Приношу вам свои глубочайшие извинения, Александр Павлович… Как сильно мы в вас заблуждались…»

И проступало через обшарпанную стену с шевелящим на ней усами тараканом некое торжественное действо: ему, поручику Бежецкому, вручают орден. Какой именно, в сияющей дымке, окутывающей все вокруг, – не разглядеть, но глаз режут сверкающие лучики, отбрасываемые бриллиантами и полированным золотом… А заголовки газет кричат: «Разоблачение английского шпиона русским поручиком!», «Александр Бежецкий раскрывает тайную шпионскую сеть в Кабуле!», «Мнимый фон Минден схвачен за руку!». И, конечно же, одна из газет попадет к ней в руки…

– Поручик! – послышался сквозь хлипкую дверь голос прапорщика Деревянко. – Вы там уснули, что ли? Вас срочно вызывают в штаб!

– Зачем? – выплыл из своих грез Саша, с удивлением глядя на появившийся в тетради неведомо откуда, чуть в стороне от замысловато переплетенных стрелок, портрет очень знакомой девушки.

– А мне не докладывали, – съязвил прапорщик. – Сказано только – срочно. Форма одежды – походная.

– Уже иду, – со вздохом захлопнул свой дневник поручик, поискал глазами, куда его спрятать, и сунул под подушку.

На обычное, кстати, его место…

* * *