Бог со звезды

— Не могу больше.

Богдан осоловело посмотрел на Лео. С кофе они явно переборщили: напиток плескался в глазах и уже норовил перелиться через край.

Эффект получился неожиданным, прямо противоположным нужному. Вскоре обоих начало неудержимо клонить в сон.

— Ты завтра придешь? Нужно закончить, — пробубнил Лео, добавил еще что-то уже совсем неразборчиво.

Богдан покорно кивнул, зевнул, с трудом поднялся и тяжело пошел к выходу. Единственное, о чем он сейчас мечтал — доползти до койки. Сегодня позволено. Богдан еще разок вяло мотнул головой, с трудом разминулся со стенкой и вышел в раскрывшиеся перед ним автоматические двери.

Перенапряжение последних дней, постоянные нагрузки и внезапно подвернувшаяся возможность расслабиться обернулись для него коварными последствиями. В голове царила абсолютная каша, ничего из рассказанного за последние три часа вспомнить или тем более воспроизвести Богдан не мог. Он очень надеялся, что полноценный отдых поможет разложить знания по нужным полочкам. Если нет, придется слушать курс лекций от Лео Благого снова… О, ужас!

Инспектор ввалился в свою каюту и рухнул на постель.

Уютную дрему нарушил какой-то навязчивый звук извне. Очень раздражающий. Богдан попытался открыть глаза. Как оказалось, порой совершенно невозможно выполнить отданный себе приказ. Тело просто-напросто отказывалось подчиняться. Звук тем временем стал отчетливее и, наконец, визуализировался: мигающий красным вызов по внутренней связи. Богдан почувствовал, что ненавидит станцию и особенно того, кто его вызывает. Он с удовольствием проигнорировал бы пиликанье, но профессиональное чутье не позволяло совершать необдуманные, хотя и эмоциональные шаги. Богдан тяжело вздохнул и с трудом поднялся с койки. Пошатываясь, добрел до панели вызова и вскользь хлопнул по ней ладонью. Его качало, в голове царил неприятный дурман, мозг категорически отказывался работать в штатном режиме. Мало того, всячески пакостил, нарушая координацию движений, раздирая рот зевотой и уговаривая послать вызывающего по известному адресу.

— Слушаю, — хрипло произнес Богдан, сурово внушая расслабленному организму видение пытки сухим холодным душем.

Попытался встряхнуться. Больно ударившись плечом о выступающую деталь панели, ругнулся и замер, услышав ответ:

— Это я.

Он понял, что дрема скатилась по его плечам, словно дождевая вода, а мысли сами собой приобрели четкость и ясность.

— Эмилия? Что тебе нужно? Как ты смогла активировать связь? Тебя же отключили.

Голос девушки звучал едва слышно, словно она шептала. Голос был полон надежды. Что-что, а эти оттенки Богдан хорошо умел различать.

— Я же гений, — грустно хмыкнула она. — Отключили, да. За что? Одни предположения, доказательств по-прежнему никаких. А ты не допускаешь мысли, что все это только выглядит как преступление, совершенное моими руками, а на самом деле я обычная жертва обстоятельств?

— Ты же гений, — сухо напомнил Богдан.

В голосе Эмилии появились умоляюще-слезливые, растерянные нотки.

— Неужели ты слепо доверяешь словам своего начальника?

Богдан пожал плечами, не учтя, что девушка не видит его.

— Друга, напарника и профессионала, Эмилия. А потом это ведь не он установил в моей каюте жучок. И не он попытался провернуть противозаконную аферу, приведшую к массовым жертвам. Поводов доверять ему гораздо больше, чем тебе.

— Все это домыслы. Понимаешь? Бездоказательные обычные слова-пустышки. А ты уже поверил. Да, обстоятельства для меня сложилось неудачно. Да, из-за того, что я попыталась защитить станцию и будущее Януса, тебе кажется, будто бы я предала тебя и наши отношения, замешана в чем-то грязном. Но вы не дали мне возможности объясниться. Привести доказательства невиновности, объяснить причины моих поступков.

— Разве?

Богдан начал злиться. Ему был неприятен разговор, неприятна ситуация, он почему-то чувствовал вину, хотя и не был виноват. Богдан не мог понять, чего девушка хочет добиться от него, но точно знал: зря. У него начала болеть голова. Тупо застучало в висках, постепенно перемещаясь к затылку.

— Жучок… я должна была узнать, что со станцией все в порядке и ее существованию ничего не угрожает. Ведь говорила же тебе и не раз, как для меня это важно…

— Почему? — перебил ее Богдан. — Ты все время твердишь о станции, но ни разу не назвала подлинную причину столь нежной привязанности.

— В Янусе — моя жизнь. Ученому, который сделает столько открытий, сколько смогла бы я, обеспечено бессмертие.

— А, так ты тщеславна, дорогая? — съязвил он, морщась. — Ближе к делу, Эмилия. Зачем ты связалась со мной? Мучилась, наверное, пока смогла установить соединение. Или помог кто-то из неизвестных фигурантов? Кто?

— Да какая разница! — вырвалось у девушки зло. — Я хотела поговорить с тобой. Объясниться. Сказать, что наши с тобой…

— Стоп, — прервал ее Богдан. — Нет никаких нас. Ты ко мне в койку зачем залезла? Чтобы быть поближе к эпицентру событий. Жучок для этого и все прочие ухищрения тоже. А все красивости по поводу нежных чувств… За дурака меня держишь? За марионетку, которой можно покрутить? Поплачешь, покривляешься, глядишь, и растает любовник-недотепа. Заступится перед Пелевым. Оставь меня в покое, Эмилия. Я ненавижу, когда людей вот так запросто пытаются использовать. Нагло, почти в открытую.

Богдан перестал сдерживать эмоции. Он чувствовал, что говорит лишнее, хочет уколоть девушку, потому что ему неприятна сама мысль о подозрениях, которые полностью подтвердились. Эмилия с самого начала использовала его. Но если бы подобный факт оставил его равнодушным, он посчитал бы себя роботом, а не живым человеком. Он имел полное право злиться. Ведь в глубине души знал, с самого начала знал. Но в какой-то момент позволил себе чуть больше эмоций, чем требовалось профессионалу. Теперь обида колола сердце, а на душе скрипел песком осадок разрушенной привязанности.

Эмилия, видно, тоже переваривала полученную информацию. Когда Богдан снова услышал ее голос, то поначалу не узнал. Ледяной, жесткий тембр.

— Хорошо, бывший дорогой. Прости, что зря побеспокоила. Думала, у нас чувства, оказалось, работа. Богдан, пожалуйста, выполни одну просьбу, напоследок, — в голосе Эмилии снова зазвучала мягкая переливчатая грусть. — Не говори Пелеву о нашем разговоре. Мне сейчас паршиво. Обещаю, я больше не побеспокою тебя. А прошу, потому что не хочу, чтобы твой Пелев снова потащил меня на допрос. Буду тихо сидеть в каюте. Только пойми, вы ничего не докажете. И ты еще вспомнишь мои слова, когда спустишься на Янус. Ты ведь хочешь найти Кристиана, верно? Но его там нет и не было никогда. А Янус опасная планета. Я наблюдала за ее жизнью долгие годы. Ты просто глупо сгинешь.

— Вот и поглядим. — Богдан окончательно потерял терпение. Угроз ему только не хватало.

— Дан, — заспешила она, — ты ведь не веришь мне совсем? Я беспокоюсь о тебе. Думаешь, легко обуздать чувства? Обиду, горечь… но я не хочу твоей смерти.

— Да какие чувства? — снова огрызнулся он.

— Теперь никаких, — покорно подтвердила Эмилия. — Но хотя бы симпатия была? Ты тоже нравился мне. Я не хочу, чтобы ты сгинул просто так, ради амбиций начальника. Он хочет проверить какие-то нелепые догадки, а отдуваться будешь ты. Поверь, ничего вы не найдете. Ничего. А закон нарушите. Кто же из нас тогда будет преступником?

— Откуда ты узнала? — вдруг спохватился Богдан.

— Догадалась, — ответила девушка со смешком. — У меня с логикой порядок. Вас можно читать, как раскрытые книги. Ладно, прощай тогда.

Эмилия отключилась. Богдан устало окинул голову, ощущая затылком прохладную поверхность стены.

* * *

— Дан!

Это уже напоминало издевательство.

Богдан резко подскочил, с утробным рычанием схватил какой-то предмет со стола и швырнул в стену.

Ему едва удалось задремать, откинуть назойливые мысли об Эмилии. Точнее — мерзкое послевкусие разговора, злость, вину и обиду. И вот опять некто требует внимания, совершенно не считаясь с его душевным состоянием, усталостью и просто перенапряжением.