Слепящая пустота

Во все концы харьковской подземки разослали братьев с описанием примет того дивного отрока. И награду объявили великую тому, кто доставит подходящего по описанию ребенка или хотя бы укажет место его нахождения.

И вот чудо-дитя, вроде, наконец-то нашлось.

Сбудется ли пророчество? От Бога ли или от лукавого было видение архангельское?

Церемония покажет…

* * *

Разумеется, Данька всего этого не знал. Никто ему не говорил ни о том, к кому именно попал он в руки, ни в каком ритуале предстоит вскоре участвовать. Его досыта накормили и напоили, заставили пройти какое-то «омовение», на его взгляд мало чем отличающееся от обыкновенного купания. Разве что тем, что девица, помогавшая парню мыться, натерла его неким остро пахнущим составом, от которого кожа запылала огнем, а глаза начали слезиться и чесаться.

И вообще, может, ему неудобно, что его, как маленького, купали. Причем девушка оказалась всего лет на пять или шесть старше самого Данилы.

После купания мальчику вернули старую одежду, велев надеть поверх традиционный здесь белый балахон. На сей раз точно белый, а не сероватый, как у большинства. На волосы возложили какой-то дурацкий венок из колючек, едва не царапающих кожу. Потом, натянув на голову черный мешок и схватив с обеих сторон под руки, куда-то потащили. Шли не очень долго. А когда Даню освободили от мешка, то он увидел, что и впрямь находится в метро. Значит, странный голос, услышанный во время беспамятства, не соврал.

Станция Госпром напоминала старинный склеп. Очень длинный и мрачный. На полу серая мраморная плитка, такой же, только отполированной до зеркального блеска, облицованы традиционные для подземки массивные колонны. И везде преобладают ломаные линии. Они начинались вверху колонн и переползали на потолок, тоже какой-то уступчатый, нервирующий. Только перроны у туннелей выглядели чуть веселее. Наверное, из-за того, что стены облицованы разноцветной плиткой — черной, белой, серой и голубой. Бронзовые буквы надписей «Держпром» частично отвалились, но украинское название станции читалось, потому как на месте пропавших букв остались повторявшие их темные контуры.

У мраморных ступеней толпились люди, одетые в белые балахоны. Мужчины, женщины. Старые и молодые. Молодых больше.

Детей не наблюдалось. Они вообще плохо рождались в постъядерном мире, а уж тут, во владениях Белого Братства, где проповедовалась больше духовная, чем плотская, любовь, — и подавно. Оттого на Даньку смотрели с нескрываемым любопытством. Как на редкую диковинку.

Толпа была разделена на две части. Та, которая побольше, группировалась вокруг архангела Навуфея, облаченного в особо праздничные одеяния. Голову владыки венчала богато расшитая высокая шапка-митра, а на груди висел на цепи массивный крест из тусклого желтого металла, усыпанный разноцветными каменьями. Плечом к плечу со святейшим стояли его соратники-апостолы, тоже с крестами, но попроще, серебристыми и без камней. Все эти люди сосредоточенно, нараспев повторяли непонятные Даньке слова: «Иисус Юсмалос Эзодюс Христос». И косились на десяток фигур, испуганно жавшихся друг к дружке в паре шагов от остальных белобалахонников.

Семеро мужчин и три женщины. И у всех на головах колючие венки, похожие на Данилин. Вокруг стояли с автоматами наперевес дюжие молодцы наподобие тех, которые сторожили мальчика. Из чего он заключил, что им и ему уготована одна и та же участь. Но какая?

И тут с противоположной стороны станции донесся непонятный громкий звук. Словно лопнул гигантский пузырь и оттуда с шумом вырвался воздух. То ли свист, то ли шипение.

Все люди без исключения принялись истово креститься. Молитва, или что там оно у них значило, зазвучала громче и чаще, срываясь на истеричный вопль.

Архангел подал знак, и один из апостолов подал ему большую желтую чашу, в которой что-то плескалось. Навуфей воздел ее высоко к потолку и медленным осторожным шагом подался в ту сторону, откуда, не прекращаясь, исходили странные звуки. Его окружение осталось на месте, а вот Даньку и «увенчанных» погнали вслед за пастырем.

В центре платформы, не доходя до источника странного звука, архангел остановился и, повернувшись к пареньку, протянул сосуд.

— Прими, чадо! — изрек громко и возвышенно. — Сие есть кровь Матери Мира Марии Дэви Христос!

Мальчик шарахнулся в сторону, не желая брать чью-то там кровь, но конвоиры удержали его за плечи. Один из них взял сосуд из пастырских рук и насильно вложил его в руки Данилы.

— Испей, отрок, причастись святых тайн! — вроде бы и ласково, но с плохо скрываемой злостью велел старик. — И да озарит тебя божественный свет Фохат!

Даня с ужасом смотрел на приближающуюся к губам чашу, в которой плескалась какая-то густая жижа, и впрямь походившая на кровь. Пахло от нее приторно-сладко. Охранник сдавил его плечи крепким захватом, так что мальчик не мог пошевелиться. Второй конвоир схватил за волосы, оттянул голову назад и насильно влил в рот парнишке пару капель влаги из сосуда. Закашлявшись, Данька проглотил снадобье.

И как-то сразу расслабился. По телу разлилась приятная теплота. Голова сделалась легкой-легкой, а на душе стало радостно.

Объятия, мешавшие Даниле двигаться, ослабли. Но он уже и не думал сопротивляться, а сам потянулся к чаше, желая вкусить еще чудесного напитка. Однако архангел запретил, сказав, что сначала следует напоить остальных жаждущих, а себе оставить последний глоток.

Какой жадный старикан. Жалеет для Даньки угощения. А его ведь так мало. Если каждому по глотку, а то и по два, то что же тогда останется?

«Правда, Лис?»

Ой, а ведь и правда, это он, Пустынный Лис! Стоит себе у ближайшей колонны, надвинув на глаза старую широкополую шляпу-стетсон. И знаками показывает Даньке, чтобы тот не выдавал его присутствия. Хорошо, Джейк, он никому не скажет. Но как?..

« Все вопросы потом, — шепчет Пустынный Лис, тенью скользя мимо охранников и оказываясь за плечом мальчика. — Привет, мелюзга».

«Привет, Джейк», — так же беззвучно отвечает юный следопыт.

— Во имя Пречистой Матери Мира примите причастие! — елейным голосом воззвал к обреченным отец Навуфей. — Обноси их, чадо!

« Погоди-ка, — Лис кладет на плечо Дани невесомую руку. — Загляни в чашу».

Данила послушно смотрит в сосуд.

«Что видишь?»

Сначала ничего. Но потом…

«Ой, да здесь какие-то черви копошатся. Извиваются, переплетаясь друг с другом…»

«Ага, ну-ка прикажи им уснуть. Только потихоньку, чтоб никто не слышал».

Данька пробует утихомирить мерзких созданий. Те на первых порах не хотят слушаться. Даня сурово супит брови и велит уже более решительно. Черви пугаются и притихают. Застывают, свернувшись в единый клубок.

« Вот, теперь хорошо, — кивает Джейк. — Можешь поить остальных. А мне пора».

«Но мы еще встретимся?»

«Непременно», — улыбается Пустынный Лис, медленно растворяясь в воздухе.

Мальчик поднес чашу каждому из «увенчанных», и те с «помощью» охранников сделали по паре глотков. Когда сосуд почти опустел, Данила, как и указал архангел, допил остатки эликсира.

Навуфей с любопытством посмотрел на жертв, после чего кивнул охранникам. Те тычками автоматов погнали обреченных к ступенькам перехода на станцию Университет. Доносящийся оттуда странный шум стал громче.

Несчастные брели, словно сомнамбулы, не осознавая, где они и что с ними хотят сделать. Данька шел вместе со всеми. Ему не было страшно. Только любопытство распирало. Что же это там шумит?

* * *

Преодолев ступеньки, ведущие в переход, процессия очутилась на небольшой площадке. Наконец все увидели источник удивительных звуков.

Переход состоял из двух коридоров, разделенных несплошной стеной. По одному в прежние времена шли пассажиры с Университета на Госпром, а по другому двигались те, кто, наоборот, переходил с Алексеевской на Салтовскую линию. Теперь оба коридора оказались заблокированными. Каждый из них оскалился на людей острыми змеиными зубами.