Слепящая пустота

Чужак в стране чужаков.

Ценный винтик в насквозь ржавом механизме, по какому-то нелепому недоразумению упорно продолжающем работать. На что он мог надеяться? Наверное, только на чудо. Но бывают ли чудеса в обреченном вымирающем мире? Если бы Харон по-прежнему верил в бога, то он попросил бы у него помощи. Но апологет давно утратил всякую веру. Утратил в тот момент, когда потерял тех людей, ради которых только и жил. Банально? Именно так. А потом его вера пошатнулась во второй раз, когда произошла Катастрофа. Как Господь Бог мог допустить такое? Или, быть может, это очередная проверка. Тест на прочность. Страшный, чудовищно жестокий тест, потому что испытываемых почти не осталось. Что скажут они, когда с неба неожиданно спустится небесное воинство, чтобы судить. Да и кого судить? И зачем? Все и так давно ясно. Выжившим дорога только одна — в ад. Но что им какой-то ад, когда они уже давно живут в нем! Наверняка там намного комфортнее, чем здесь. Хотя бы потому, что теплее… Но кто-то (Бог? Дьявол?) все-таки услышал его молитвы. Долгожданный день избавления настал. Но не было от этого никакой радости, потому что впереди ждал долгий путь боли, обагренный чужой и собственной кровью. Этот путь навеки менял Харона, превращая его в такое же чудовище, с которыми он все жизнь боролся.

Но иначе нельзя.

Среди людей.

По-другому.

Нельзя.

* * *

Та ночь выдалась на удивление тихой. В подвалах форта никого не пытали. Никто не визжал дурным голосом. Молчали суровые дознаватели. Неужели у фашистов закончились враги? В это верилось с трудом.

Апологет проснулся от странного звука. За дверью тюремной камеры происходила непонятная возня.

Кто-то сдавленно вскрикнул.

Затем щелкнул замок.

Харон вскочил с кровати. Дверь открылась. На пороге стоял высокий человек в выглядывающей из-под зимней камуфляжной куртки эсэсовской форме и сталкерском противогазе с широким стеклом улучшенного обзора.

— Надевай! Быстро!

Незнакомец протягивал респиратор.

Ноздрей коснулся странный сладковатый запах, голова закружилась.

— Быстрее, мать твою!

Апологет подчинился, трясущимися руками натянув защитный намордник.

— Чего стоишь, пошли! Газ действует только сорок минут!

Харон выбежал в коридор, споткнувшись о распростертое под ногами тело. Незнакомец в эсэсовской форме был не один, его сопровождали четверо громил в противогазах, вооруженных штурмовыми автоматами с навинченными на дула глушителями.

— За нами, живо!

Харон снова подчинился и не пожалел, потому что через несколько минут судорожного бега по темным коридорам оказался за пределами фашистского форта.

Снаружи царила ночь.

Длинный язык прожектора, установленного на крыше здания бывшей налоговой инспекции, лениво облизывал сугробы.

Эсэсовец медленно стянул противогаз и весело подмигнул оторопевшему Харону.

— Жданов, ты? — апологет не верил глазам. — Но как…

— Вы что же, Глеб Валентинович, действительно думали, что полковник просто так отпустит вас одного гулять по городу? — с усмешкой поинтересовался начальник безопасности Тринадцатого форта.

— Но как же вы…

— Мы ваши тени! Куда вы, туда и мы. Среди фашистов есть верные «Лимбу» люди, они провели нас внутрь, когда окончательно стемнело. Полагаю, как обычно, все свалят на тайных агентов красных.

Харон с облегчением рассмеялся.

Глава 6

«ПРИШЕДШИЕ ОТ ВЕЛИКОЙ СКОРБИ»

Призрачный свет больно резал глаза. За серой пеленой сна и яви клубились зыбкие призраки. Реальность нехотя вползала в одурманенное хитрой химией сознание. Данька сопротивлялся, но невидимая сила настойчиво подталкивала к свету. Веки дрогнули. Сквозь ватную тишину пробились отдаленные, будто завывания холодного ветра в туннелях, голоса. Мальчик не мог разобрать слов.

— Очнись!

Вкрадчивый шепот прозвучал прямо из клубившегося в голове тумана. Кто-то прятался там. Большой и сильный. Желающий помочь. Невидимый ангел-хранитель. Единственный друг во всем этом жутком обезумевшем мире. Могущественный товарищ, неожиданно вставший на твою сторону. Надежный союзник. Тот, кто не даст в обиду, придя на помощь в трудную минуту. Тот, без помощи которого не выжить, потому что маленькое беззащитное существо заранее обречено. Без этой бесценной помощи нельзя сделать даже один короткий шаг. Страшный мир не прощает слабых. Слабым нет места среди волков. Они ослабляют всю стаю, ставя на карту выживание целого вида. Слабые должны уничтожаться. Иногда самими волками. Иногда… нет, об этом лучше не думать. Потому что жутко. Очень. Потому что, когда ты маленький, тебе кажется, что ты бессмертен, а смерть — что-то совсем не страшное и далекое. Это просто эхо, которое ищет в пустоте туннелей кого-то другого. Не тебя. На этот раз не тебя. Потому что маленькие ангелы бессмертны.

— Очнись!

Нужно подчиниться. Выплыть из серого омута небытия. Шепот вселяет уверенность. Шепот обещает спасение.

— Ничего не бойся…

— Где я?

— Ты под землей.

— В метро?

— Твой путь пролегает здесь…

— Путь?

— Так надо! Необходимо пройти все испытания. Чтобы стать сильнее. Стать другим.

Данька рванулся вперед сквозь тела зыбких призраков холодного серого мира, и те отступили, нехотя отпуская. Теперь следовало открыть глаза. Но, прежде чем он это сделал, пришло понимание. Понимание чего-то непоправимого и страшного. Быть может, это конец такого короткого пути?

— Нет, это только начало…

Невидимый голос не лгал.

Потому что не умел лгать.

Данька был в этом уверен.

* * *

Вот же гад Вонючка! За десять патронов продал товарища с потрохами торговцу живым товаром. Одно утешает, что не пошли впрок предателю «кровавые» деньги. Как нажил, так и потерял. А он-то еще их отобрать у банды малолетних воришек пытался. Восстановить «справедливость». Знал бы, за что в драку ввязался, лучше бы мимо прошел.

А ведь предупреждал отец Павел насчет Семена Степановича. Но как же хотелось поверить в человеческую доброту, как хотелось поскорее встретиться с папкой!

— Встретитесь, — с наглой улыбкой пообещал конфедерат, передавая Даньку в руки елейно улыбающегося морщинистого старика. — Непременно встретитесь, и очень скоро.

— Отец найдет тебя и убьет, — процедил сквозь зубы мальчик, прожигая подлого предателя ненавидящим взглядом.

— Ага-ага, найдет, — закивал Бурый. — Как бы не так. Да от него наверняка уже и костей не осталось. Толкачи до людского мяса ой как охочи…

— Гад!.. — рванулся вперед паренек, но не сумел вырваться из цепких лап обступивших со всех сторон молчаливых незнакомцев.

— Да не кипятись ты, — примирительно вздохнул Семен Степанович. — Рано или поздно все там будем. Так уж устроен этот проклятый мир.

Его глаза стали печальными. Он словно постарел сразу лет на десять.

— Ты на меня зла не держи. Жить-то как-то надо. У каждого свой промысел. Значит, так твоя карта легла. Разве я виноват, что святителю Навуфею для ритуалов понадобился именно такой вот, как ты, ребенок — светленький, лицом и телом чистый? Если бы, положим, брюнет нужен был, то стоять бы сейчас на этом месте дружку твоему, Гарику…

— Он мне не друг! — в сердцах сплюнул Даня. — Продал, будто вещь какую!

— Да уж, болтливым оказался парень, — развел руками Бурый. — Всю подноготную о тебе выложил, пока мы тебя из той норы в туннеле доставали. А ты и впрямь поверил, что я знаком с твоим отцом? Да я от Гарика-то в первый раз о Музыканте и услыхал…

— Гад, шкура! — снова вознегодовал мальчуган. — Я бы ни за что его не сдал!..

— Охотно тебе верю… — усмехнулся конфедерат, поворачиваясь к тихо стоящему в сторонке и не вмешивавшемуся в разговор старику.