Блатные из тридевятого царства (СИ)

   Я вытер взопревший лоб. Прав купец, чтоб по миру шляться какие-никакие, а документы должны быть. Мозг с этим даже не спорил, а вот разум категорически противился. В Волынь мне не меньше Николы хотелось, но если дорога туда лежит через княжеский двор, стоит крепко подумать.

   Если б точно знать, что над князем возобладает здравый смысл, а не эмоции, то можно и рискнуть. Мужик он умный. И как заботливый отец будет рад -- послать меня куда подальше, и в прямом, и в переносном смысле, лишь бы глаза дочери не мозолил. Скрепя сердцем я согласился. Довольный Никола потер руки и уже начальственным тоном сказал:

   -- Как управишься, здесь и встретимся. И господ блатных не забудь привести.

   -- Они в Сыроешкино присоединяться, - ответил я.

   -- А почто не здесь? -- не унимался купец. -- У меня товара на три телеги, а со мной один приказчик, али сам за вожжи сядешь?

   -- Сяду, -- отмахнулся я. На "Жигулях" ездил, авось и с лошадью управлюсь.

   Вышел из трактира, на душе маета -- только бы Старобок выслушал сначала, а не сразу к палачу отправил. С князьями сплошь и рядом такое бывает, читал я книги по истории, на каждой странице по десять рубленых голов. Эх, черт побери! Это в моем мире дороги ведут в Рим, а здесь, как не путай следы, княжеского двора не миновать.

Глава 7.

   Мой повторный визит в княжеский терем поверг стоявшего на часах стрельца в ужас. Служивый долго тер глаза, пытаясь отогнать наваждение.

   -- Палач на месте? -- Осведомился я. У стрельца отпала челюсть, он еле слышно выдавил:

   -- На службе, головы рубит.

   -- А что, очередь создалась?

   -- Гусям, князю на ужин.

   -- Раз он занят, веди к Старобоку.

   -- Тогда уж лучше сразу к палачу, гуси тебя, Пахан, без очереди пропустят, все одно конец един.

   -- Ну, это мы еще поглядим, доложи.

   -- Ох, и рисковый ты человек, -- промолвил стрелец и нехотя поплелся докладывать.

   На крыльце собралась кучка дворовых и, с интересом поглядывая в мою сторону, о чем-то зашепталась. Из сарайчика напротив с топором за поясом вышел палач, в крепких натруженных руках тушки обезглавленных гусей. Я кивнул старому знакомому:

   -- Как дела, уважаемый? Как работа?

   -- Работа, как работа, -- ответил он, передавая битую птицу повару. -- Грех жаловаться, тружусь на свежем воздухе, с людьми опять же...

   Палач точилом поправил остриё топора и с мужицкой деловитостью, без спешки, занялся плахой. Закатил на помост сосновую чурку, но, окинув взглядом мою фигуру, спихнул и принес новую, размером меньше.

   Двор заполнялся людьми: конюхи, дворники, поварята в белых передниках и прочая обслуга. Все делали вид, что у них сыскалась срочная работа на улице. Никто не тыкал в меня пальцами, но даже спиной я чувствовал тяжесть их взглядов. Наконец появился стрелец, поправив камзол, крикнул в толпу:

   -- Ставлю пять копеек и жбан медовухи, протянет не больше трех минут.

   -- Даю гривенник,-- сразу же нашелся желающий заключить пари, -- четыре, не меньше!

   Тотализатор заработал на всю катушку, ставки росли словно снежный ком, никто больше десяти минут жизни отвести мне не рискнул. Лишь один полупьяный конюх, видно с похмелья не поняв в чем дело, отчаянно рубанул ладонью воздух:

   -- Ставлю все, что есть -- казни не будет!

   Я постарался запомнить лицо этого человека, жалко стало пропойцу, судя по виду -- богатством он не блистал, а тут и вовсе по моей милости нищим станет.

   Утолив жажду азарта, стрелок вспомнил обо мне. Удивленно хлопнул ресницами и зашипел:

   -- Чего стоишь, время-то идет! Почитай минута пролетела, ступай скорей, ждать изволят!

   На прощание пухлый повар махнул черпаком и, пустив слезу, попросил:

   -- Пахан, ты уж постарайся, с пяток минуть продержись, с выигрыша свечку за упокой поставлю.

   Единственное, чего в тот миг мне хотелось, так это полной победы пьяного конюха, уж очень, на мой взгляд, он нуждался в деньгах.

   Старобок изволил принять меня в гостевой комнате, где его милость тешила себя игрой в шашки -- сам на сам. Князь проигрывал. Наверно потому был необычайно хмур и неприветлив.

   -- Ну, чего тебя надо? -- возвел он глаза к небу. -- Со всем страх потерял что ли! Так и хочешь, чтоб в народе меня кровавым прозвали. Двадцать годков почитай на троне сижу и, слава тебе Господи, ни одной жизни не загубил. Родная дочь и та кровопийцей обозвала и все по твоей милости!

   -- Ваша Светлость...

   -- Молчи! Отколь свалился на мою голову. Велено было во дворец не соваться?

   -- Велено.

   -- Говорил, что голову отсеку?

   -- Говорил.

   -- Ну, так извини, сам виноват, нечего терпение испытывать, оно у княжеских особ хоть и длинное, но предел имеет. Выпей вот стопочку для храбрости, -- набулькал Старобок из пузатой бутылки пол стакана водки, -- и ступай к палачу. Приказ я уже отдал. Вот ведь блин! -- хлопнул он себя по лбу. -- Черные опять в "дамки" пролезли, ну ты посмотри! Ступай, Пахан, ступай. Сильно не кричи, не ровен час -- Алинка услышит, чего ребенка травмировать.

   -- У палача рабочий день не нормирован, -- перешел я в нападение, -- подождет немного. Разрешите Ваша Милость слово молвить. Дело у меня государственное.

   -- Ну, какое у тебя к лешему дело государственное может быть? -- отмахнулся Старобок.

   -- Да вот, решил купеческий обоз в Волынь на ярмарку сопроводить. Грамотку бы мне какую, что б в дороге служивые люди препятствий не чинили.

   Старобок отодвинул шашки, глянул на меня, как безногий на домашние тапочки и задумчиво произнес:

   -- В Волынь говоришь... Обоз сопровождать... Хорошо... Далеко...

   Я так и не понял, к чему конкретно относилось княжеское "хорошо": толи к тому, что я в Волынь собрался, толи к тому, что далеко собрался. Но обрадовался безмерно, образ палача с плахой в моем сознании пусть и не исчез до конца, но несколько померк, отступил на задний план. Князь выбрался из-за стола и прошелся по горнице. Я не рискнул нарушить затянувшееся молчание. Старобок остановился у окна, отодвинул занавеску, вдоволь налюбовался открывшимся видом -- плахой с палачом и продолжил разговор:

   -- Купцов охранять дело нужное, они копейку казне несут и немалую. Так что не возражаю, и бумагу выпишу. Но окромя того, у меня к тебе еще поручение будет. Давно мечтаю коней степных на развод прикупить, да оказии не было. Коники у степняков добрые, жрут мало, а повыносливей наших будут. Такие завсегда в хозяйстве пригодятся. Степняки в Волыни часто лошадками торгуют. Вот и приведешь мне парочку жеребцов, да штук восемь кобыл.

   Такого оборота я не ожидал. Ехать за тридевять земель обтяпывать личные делишки, да еще по государственной нужде... Это депутатам такие вещи не в диковинку, а я признаться растерялся даже. Князь ухмылку на моем лице понял по-своему.

   -- Чего скукожился? Я ж не воровать тебя посылаю, денег дам. Все чин-чином. Оно, конечно, хлопотно табун из такой дали гнать. Да еще без навару для себя. Сколь купцов просил -- рыло воротят. Потому тебе и поручаю. Возьми блатных своих, да еще Антоху пастуха, он хоть и молод, но в лошадях толк знает, еще кузнеца Сороку. В Волыни с кузней какой договоритесь, подкуете лошадок, а то пока догоните копыта испоганите. -- Князь еще раз выглянул в окно и как бы между делом заметил: -- Палач сегодня грустный что-то... Ты, Пахан, конечно, можешь отказаться...

   Отказываться я не стал. Пусть кто-нибудь другой палачу настроение поднимает. Князь хлопнул в ладоши и громко крикнул:

   -- Эй, кто-нибудь, Ивашку мне, подорожную надобно писать.

   Пол часа стрельцы носились по этажам, разыскивая дьяка. Безрезультатно. Я уж хотел намекнуть, где следует посмотреть, да решил не вмешиваться. Чего больного человека тревожить.

   -- Чего ж делать-то? -- Развел руками Старобок. -- Кто грамотку нацарапает, я только печатными обучен.