Блатные из тридевятого царства (СИ)

   -- Ой! -- слишком поздно осознал ошибку Ленька. -- Я того, не этого... Княжна вы мужик, а он не девка, то есть вы девка, а он не мужик...

   -- Аллё, граф! -- Крикнул уже я. -- За базар ответишь!

   Алинка одарила меня очаровательной улыбкой и щипнула родителя за бок.

   -- Папа, обращаюсь к тебе, как к князю. Задета моя честь и позор можно смыть только кровью. Я требую поединка с наглецом! По закону девушка в праве найти защитника.

   -- Как мудро, как правильно, главное -- по закону! -- Не понимая, в чью сторону склоняется чаша весов, решил на всякий случай подлизаться дьяк.

   -- Уж не ты ли, божий одуванчик, хочешь вступиться за честь моей дочери? -- Прищурился Старобок.

   -- Боже упаси, -- перекрестился Ивашка. -- Благословить, исповедовать -- пожалуйста, могу еще грехи отпускать.

   Алинка естественно выбрала меня. Князь долго теребил бороду, наконец, тяжело вздохнув, произнес:

   -- Ну, чего ж, давай Пахан, все одно тебе помирать.

   -- Я, конечно, как истинный дворянин, не против, -- загнусавил Дебил, -- только пусть ему сначала голову отрубят.

   Князь глянул на меня, потом на Лёньку, опять на меня и решил -- биться будем пешими, без оружия. Чего он для нас мечей пожалел, уж не знаю. Воспетый в поэмах и балладах поединок за честь дамы свелся к банальной драке. Правила князь определил простые -- у кого душа вон, тот и проиграл. Чего ждать победителю тоже осталось неизвестно. Говорить на эту тему князь всячески избегал.

   Кулаки, так кулаки. После пережитого я готов был порвать Леньку на двадцать маленьких Дебилов и каждого, по отдельности, задушить.

   Граф не торопился вступить в очерченный круг. Сначала помолился, потом сбегал в уборную. И лишь после окрика князя робко переступил черту.

   Я качнулся вперед, обозначил удар левой, граф в испуге закрыл лицо, оставив хлипкое тело без защиты. Я пробил правой. Под дых. Лёнька сломался. Исход борьбы решил один удар. Больше руки пачкать я не стал. Прежде, чем оттащили, успел изрядно поработать ногами.

   Кто-то, проявив милосердие, сбегал за лекарем. Запыхавшийся Ганс Августович, склонился над распростертым телом.

   -- О, майн гот, по господин граф бегать стадо быков?

   Заслышав знакомый акцент, Ленька приоткрыл уцелевший глаз.

   -- Доктор, я умру?

   -- А как же, -- успокоил его господин Штольц. -- Рано или поздно все там будем.

   Дебил лишился чувств.

   Графа уволокли. Старобок, злой на весь мир и на меня в частности, отправил дочь под домашний арест -- дурь из головы выветривать. Алинка успела напоследок коснуться моей руки, тепло ее ладони предало силы и уверенности. Князь приказал:

   -- Пахан, ступай со двора. Коли еще раз увижу -- отстригу башку и кое-что другое. С глаз долой! Из сердца вон!

   Ощетинившись мечами, стрельцы вышвырнули меня за ворота и я нос к носу столкнулся с дьяком. Кого мне благодарить за такой подарок!?

   -- Духовную особу бить нельзя, -- на всякий случай напомнил Ивашка и, подхватив рясу, отпрыгнул в сторону. -- Чего меж грамотными людьми не случается, повздорили малость, давай мириться.

   Я оглянулся, до стрельцов далеко, пока подоспеют -- пришибу гада. Не разойтись нам, как "Титанику" с айсбергом.

   -- Пахан, уймись, Христом Богом прошу, -- скулил дьяк. -- Я ж за помощью, неужели рука поднимется на слугу божьего?

   -- Еще как!

   -- Я ж и так муки страшные принял, на задницу опосля муравьиной кучи сесть не могу. Спать стоя приходится. А отрава та, нутром чую, не вся вышла. Народные средства хороши, а все ж таки лекарю показаться бы, может, посоветует чего. А этот гад брезгует мной. Всего-то три доноса на него настрочил. Обиделась вражина немецкая. Не разговаривает. Похлопочи, объясни, что должность моя такая. Уважает он тебя, авось не откажет.

   Вообще-то я не садист и никогда таких наклонностей за собой не замечал, но отказать в помощи брату по вере, выше моих сил. К черту гуманизм с разбитым носом и сломанной челюстью, к лекарю, так к лекарю! О такой мести даже тень отца Гамлета не мечтала. Правда имелась существенная проблема.

   -- Доктор-то в княжеском тереме обитает, а мне туда дорожка заказана.

   -- И ничего, -- повеселел дьяк, -- я тебя через задний двор проведу, ни одна душа не увидит.

   Попасть в княжеские покои оказалось проще пареной репы. Через лаз в заборе, да в темную неприметную дверь. Ни охраны, ни собак. Не удивительно, что Старобока обокрали, при такой караульной службе не грех и по два раза на дню грабить. Под ногами предательски скрипнула ступенька.

   -- Ничего, -- пыхтел дьяк, -- недалече осталось, еще одна светлица и на месте.

   Изловчившись, я схватил дьяка за бороду.

   -- Стой, не дергайся. Сначала к Алинке зайдем, показывай, где ее прячут!

   -- Чур, меня, чур, -- закрестился Ивашка. -- Я телом болен, а не головой. Князь дознается, обоих в куски изрубит.

   -- Пока не увижу свою нареченную, с места не сдвинусь.

   -- Чего, дурак, мелишь!? Какая она тебе нареченная и думать забудь! К ней принцы заморские клинья бьют, из благородных, ни чета тебе. Ишь, со свиным рылом, да в калачный ряд.

   -- Не со свиным, а с блатным и запомни падла, -- сделал я ударение на последнем слове, -- не каждый принц такое иметь может.

   Но попасть в комнату девушки я не смог. Вход охраняли два дюжих стрельца. Старобок слишком серьезно относился к нравственному воспитанию дочери.

   -- Уф, -- облегченно выдохнул Ивашка, когда впереди замаячил докторский кабинет. -- Что-то в животе нынче бурчит по-особенному, никак яд действует.

   -- Стой на "шухере", -- кивнул я.

   -- На чем? -- огляделся дьяк.

   -- На "атасе", пока я с господином Гансом переговорю.

   Лекаря уламывать не пришлось. Он с радостью согласился стать моим ассистентом. Штольц был счастлив оказать услугу такому образованному человеку как я. Я выглянул в коридор и обомлел. Ивашка, сняв башмаки, топтался по чьей-то сутулой спине.

   -- Ты чего?

   -- Сам же велел на Атаса встать, -- ответил дьяк. -- Вот, здешний полотер Атас Гаврилович Щепкин. Других нет.

   -- Вам, батенька, и, правда, лечиться надо.

   -- Так я про то и толкую.

   Господин Ганс, нацепив очки, долго и пристально разглядывал мощи дьяка. Сгибал руки в локтях, ноги в коленях. Заставил присесть, поинтересовался есть ли в родне алкоголики. Постучал молоточком по лбу и, услышав, громкое эхо, изрек:

   -- Что вас беспокоить?

   -- Э, -- зарделся Ивашка. -- Стыдно говорить доктор, но как мужчина -- мужчине. В последнее время у меня появился комплекс неполноценности. -- Дьяк развел руки. -- Не могу никак сподобиться. Может кость там поломалась, -- скосил он глаза на собственный пуп, -- или яд так действует.

   -- Штаны сними, покажи болячку, -- посоветовал я.

   -- Грех-то, какой, прости Господи, -- перекрестился дьяк, освобождаясь от портков.

   -- Ну-с, ну-с, голубчик, -- углубился в изучение предмета Ганс. -- Фантастик, никакой комплекс у вас нет...

   -- Правда, доктор!

   -- Конечно! Вы есть просто неполноценный, где вас так угораздить?

   -- Как же так, господин лекарь, жить-то я буду?

   -- А смысл?

   Умыв Ивашку нашатырем, нам удалось привести его в чувство. Дьяк хрипел и слезно умолял помочь.

   -- Будем лечить, -- кивнул я.

   -- Бум, -- согласился Августович, протягивая скальпель.

   -- Найн, -- ответил я. -- Постараемся обойтись без хирургического вмешательства, больной пока еще отказывается от вскрытия.

   Ивашку уложили на операционный стол. Содрали рясу. Я лично, намертво, прикрутил руки и ноги к специальным крюкам. Мягкосердечный Ганс пытался напоить дьяка болеутоляющим раствором. Я не дал. Хорошо зафиксированный пациент в анестезии не нуждается. Руки дезинфицировать тоже не стали, пусть моются те, кому лень чесаться.