Игры в чужой песочнице

Огонь, вспыхнувший в глазах девушки, когда она рассказывала о своем любимом деле, сделал ее похожей на маленького ребенка, который впервые в жизни побывал в цирке, и теперь силится поделиться с окружающими переполняющими его впечатлениями, что бурлят в душе, рвутся на свободу, напирая друг на друга, путаются, вязнут и застревают в крайне ограниченном словарном запасе.

– И Вы их совсем не боитесь?

– Кого, хайенн? Да что Вы! Это самые безобидные существа на свете! Убежденные вегетарианцы!

– После сегодняшних событий я бы не стал утверждать это столь безапелляционно.

– Ах, да… – Мария запнулась, – но я ведь уже объясняла Вам, в чем дело.

– Объясняли, – кивнул Содос, – я только хотел бы еще немного прояснить причины существующего конфликта между людьми и животными. Он же не вчера разгорелся, верно? С другой стороны, мне почему-то кажется, что года два-три назад ситуация не была столь напряженной. Я прав?

– Все так. В первые годы освоения мохаррских оазисов с местной фауной сталкивались только ученые. Фермеры спокойно возделывали свои поля, не зная никаких проблем. Веселье началось позже.

– Что изменилось? – Содосу приходилось подталкивать беседу, поскольку Мария то и дело умолкала. Чувствовалось, что говорить на данную тему ей тяжело.

– Полностью освоив окружающую полосу степи, люди стали расширять свои поля за счет лесов.

– … в которых жили хайенны?

– Да.

– Почему же животные просто не ушли дальше в лес?

– Дело в том, что оазис представляет собой очень сложную экосистему, в которой удивительным образом переплетены пояса с совершенно разным составом флоры. По мере продвижения к его центру мы проходим пустыню, степь, смешанный лес и, наконец, тропические джунгли. Все это дробится на еще более мелкие пояски, буквально в несколько десятков метров шириной. Многие виды растений встречаются только в своем узком поясе и нигде более. Другие, как, скажем, пинусы, растут на довольно большой территории, но это, скорее, исключение, нежели правило.

– Кажется, я начинаю понимать, – оживился Содос, – люди вырубили тот пояс леса, в котором обитали хайенны?

– Не совсем так. Хайенны свободно перемещаются по всему оазису, но в истребленных поясах произрастали растения, составлявшие неотъемлемую часть их рациона.

– Экие привереды!

– Посмотрела бы я на Вас, лишись Вы полностью, например, витамина С, – зло огрызнулась Мария, – долго ли Вы протянете?

– Не знаю, не пробовал, а что?

– А то, что недолго. Есть такая замечательная болезнь – цинга, и лучше с ней близко не знакомиться. Хорошо, если только с зубами расстанетесь.

– Хорошо, я все понял, но неужели набеги на огороды – это выход?

– Как оказалось, да. Пути, по которым шла эволюция на Земле и на Мохарре различны, но законы химии и физики, как ни крути, едины для всех. Некоторые земные культуры смогли полностью или частично восполнить потерю.

– А как же эта, как ее, «апланетизация»? Хайенн она не беспокоит? Я даже под страхом смерти не смог бы съесть ни одной местной ягодки. Желужок буквально наизнанку выворачивается от одной только мысли об этом.

– У животных не столь богатое воображение, и, потом, я думаю, Вы все же по-другому взглянули бы на ситуацию, окажись на их месте. Речь идет о выживании. Да, Вы правы, хайенны не в восторге от новой диеты, и, кроме того, жутко не любят выходить из-под покрова леса на открытые пространства, но для них это теперь, без преувеличения, вопрос жизни и смерти. И они идут на огороды.

– Где же выход?

– Ха! Выход! – Мария опрокинула в рот остатки вина, – а кто вас просил сюда входить!? Но нет! Человек – самое упрямое существо во Вселенной. Сначала заберется в темный сарай с разбросанными по полу граблями, а потом голосит, что его бьют.

– Но расширять поля необходимо! Для фермеров это тоже вопрос выживания.

– Не следовало вырубать весь лес. Если бы хоть местами оставляли нетронутые участки, то, возможно, этого хайеннам оказалось бы вполне достаточно.

– Вы говорили им об этом?

– Разумеется! Но меня никто не хотел слушать. Позже, после совершения первой ошибки, когда хайенны начали набрасываться на посадки, я предложила сделать несколько не огороженных полей, чтобы животные могли спокойно взять то, что им нужно и уйти. Пожертвовав этими клочками земли, удалось бы сохранить в целости все остальное.

– И что, тоже без толку?

– Абсолютно! Эти туполобые мужланы уже закусили удила, и готовы кровью (как чужой, так и своей собственной) залить эти драгоценные грядки, но не уступить ни пяди.

– Выходит, война?

– Для человечества не впервой развязывать кровавые и бессмысленные войны с Природой. Начали на Земле, где безжалостно истребили не одну сотню видов, теперь боевые действия переместились уже на другие планеты. Ничего не меняется. Ни-че-го. Один человек, возможно, и способен изредка чему-то научиться на своих ошибках, человечество в целом – никогда.

– Какой же урок ожидает нас, по-вашему, на сей раз?

– Я не знаю, – развела руками девушка, – даже в хорошо изученной земной биосфере невозможно предугадать последствия тех или иных необдуманных действий. Что уж говорить о чужом мире! Оазис может, например, полностью вымереть. Или все что растет в нем и вокруг него может неожиданно мутировать и стать смертельно ядовитым – последствия непредсказуемы.

– Что же Вы будете делать?

– То же, что и всегда: собирать информацию, наблюдать, анализировать.

– И не предпринимать никаких активных действий?

– А что я могу сделать против человеческого упрямства и глупости?

– Против таких врагов бессильно любое оружие, это точно, – Содос покачал головой, – а Вы никогда не подумывали о том, чтобы тоже покинуть Мохарру, раз здесь Вы уже ничего не можете изменить?

– Я постоянно думаю об этом, но осталось еще столько незаконченных дел! Столько начатых наблюдений!

– Вы и теперь полагаете, что Вам удастся их закончить?

– Я не знаю, – Мария поникла, сгорбившись на стуле, – теперь я уже ничего не знаю.

– Не падайте духом! Вы и так сделали уже безумно много, мисс Оллани, – Содос ободряюще прикоснулся к ее руке, отчего девушка чуть вздрогнула, – должен сказать, что Вам тоже не занимать решительности и упрямства. Ради своих исследований Вы остались здесь одна, посреди дикого леса! Неужели Вам не страшно, и Вы совсем не боитесь?

– Кого? Люди – единственное, чего здесь следует опасаться.

– Для чего же Вам тогда дробовик под сиденьем?

– Бочар наябедничал, – это прозвучало не столько как вопрос, сколько как констатация факта.

– Ну, в общем-то, да, – признал Содос, – фермеры, кстати, больше опасаются как раз Вас. Они думают, что в приступе ярости Вы можете устроить им кровавую баню.

– И поделом! – усмехнулась Мария, – пусть думают, хотя он, на самом деле, даже не заряжен.

– Зачем же Вы все время таскаете с собой эту железяку? Вы все-таки кого-то боитесь?

– Исследователям всегда рекомендуется иметь при себе оружие, повадки местных обитателей пока еще плохо изучены, – говоря это, девушка упорно избегала смотреть Содосу в глаза.

– Как же Вы собираетесь защищаться от них незаряженным дробовиком? Вряд ли он их сильно впечатлит.

– Не лезьте в это, Юра, – ее рука накрыла его ладонь, лежащую на столе, – не копайте дальше.

Прикосновение длилось на неуловимое мгновение дольше, чем простой жест. Убрав руку, Мария снова опустила глаза.

– В этих краях глубоко копать вредно для здоровья, – негромко сказала она, – я вот, например, вообще выбросила свою лопату от греха подальше.

Повисла неловкая пауза.

– Да что это мы все обо мне, да обо мне! – встрепенулась вдруг она и, схватив бутылку, разлила в бокалы остатки «Рассвета», – расскажите теперь и Вы что-нибудь о себе. Только не надо мне больше свистеть про торговлю тракторами, ладно?

– Как Вам будет угодно, – Содос отпил оранжевой отравы, – хотя начинал я именно с них самых.