Ностальгия

оворю в коммуникатор.

— Группа пять — дом обрушился, ничего не видно, пыль кругом, остались минометчики и пулеметы на улице — отзывается кто-то срывающимся голосом.

— Группа два — сильный взрыв, много раненых. Командира засыпало.

— Группа четыре, пару человек засыпало, остальные целы.

— Внимание, группам два, четыре, пять. Старшим групп принять командование, доложить.

Бой еще не начался, а от моего авангарда уже здорово убыло. Хорош, нечего сказать. Мог бы и догадаться, что товарищи не идиоты и жить хотят. Я бы именно так на их месте и поступил. Теперь придется импровизировать на ходу и попотеть — отчаявшиеся осажденные могут рискнуть на прорыв и запросто пробиться из города — остановить их некому, все силы задействованы. Если же они имеют остатки централизованного руководства и связь — то прорвавшаяся группа легко прорвет кольцо окружения вокруг какого-нибудь соседнего объекта. Хотя это вряд ли — как только революционеры вырвутся из мешка, то скорее всего, постепенно начнут бросать оружие и расползаться по щелям.

— Группы два, четыре, пять. Снайперов на позиции. Огонь по пулеметчикам. Минометам открыть огонь. Группы два и пять — пулеметчикам внимание на ворота. Бить по любому шевелению.

Не успеваю договорить, как уже свистят мины и со звоном лопаются одна за одной с большим перелетом где-то за деревьями. Пулеметы революционеров открывают бешеный огонь по своим секторам. Пули с противным треском дырявят массивный шкаф позади меня. Обрушивают пласт штукатурки. Кирпичная крошка летит от окна.

— Слышь, Барбос, это Масляный, давай ближе один, — слышу из коммуникатора подобие корректировщика. Мины снова свистят и одна из них удачно бьет в верхний край бетонного забора, выбив в нем здоровущую дыру.

— Лево чуток, Барбос! — кричит корректировщик и снова — “Вжи-и-и-и-и-бум-бум”.

— Так держать, Барбос! Дай зажигалок! — свист и грохот в ответ. Размеренное буханье перекрывают пулеметный огонь. Бой разгорается и идет своим чередом.

— Ой! — вскрикивает совершенно по-детски гранатометчик у крайнего справа окна, словно его шершень в шею укусил, и что-то разглядывает на себе удивленно. И, привалившись к стене, так и остается сидеть с выражением крайнего удивления в стекленеющих глазах. Кирпичная пыль курится над его головой красной дымкой.

— Группы два, четыре, пять. Гранатометчикам — огонь по окнам. Смена позиции после каждого выстрела, — и второму номеру убитого, что лежит под соседним окном: — Чего разлегся? Хватай трубу и бей по окнам, лапоть!

Слово “лапоть” мне очень нравится. Я не знаю его значения, но вот поди ж ты — прицепилось откуда-то. На мгновенье высовываю нос в разбитое окно, и тут же ныряю обратно. Во дворе красивыми брызгами горящего фосфора рвутся зажигательные мины. Одна удачно падает на крышу комендатуры и вскоре оттуда уже поднимается столб черного дыма. Умолкает один пулемет — четко слышу нарушение ритма ответного огня.

— Группы два, четыре, пять! Всем стрелкам — беспокоящий огонь! Пулеметчики — не вмешиваться