Проклятие Шалиона

его глоток – отчасти из сдержанности, отчасти чтобы добро не пропало зря, – ибо, как он и предполагал, едва он успел смочить в вине губы, как показался секретарь и сказал:

– Пожалуйте за мной, милорд, господа.

Ферда отставил свой бокал с темным ибранским вином, Фойкс стряхнул с белого плаща крошки, и они поспешили вслед за Кэсерилом и секретарем, который повел их по лестницам и через каменный мостик к более новой части крепости. Свернув еще несколько раз, они оказались перед двойными дверями с вырезанными на них фигурами морских животных в рокнарском стиле.

Двери распахнулись, явив взглядам путешественников изысканно одетого лорда, которого вел под руку другой придворный. Лорд возмущался:

– Но я пять дней ждал этой аудиенции! Что за шутки?

– Вам просто придется подождать еще немного, милорд, – отвечал придворный, придерживая его за локоть твердой рукой.

Секретарь провел Кэсерила и братьев ди Гьюра внутрь и огласил их имена и титулы.

Это оказался не тронный зал, а кабинет, менее официальный и предназначенный не для церемоний, а для совещаний. Стол, достаточно большой, чтобы раскладывать на нем карты и документы, занимал дальнюю часть комнаты. На всем протяжении длинной стены были прорублены застекленные двери, выходившие на балкон с видом на море – бухту и гавань, сердце загосурской силы, власти и богатства. Сквозь огромные стекла в комнату падал отраженный морем серебристый свет, рассеянный и бледный, от этого пламя свечей в настенных светильниках казалось тусклым и плоским.

Среди полудюжины мужчин, находившихся в кабинете, Кэсерил без труда узнал Лиса и его сына. Семидесятилетний рей Ибры был худощав и плешив; его рыжая в юности шевелюра превратилась в пушистую белую бахрому вокруг макушки. Тем не менее он выглядел сильным, настороженным и энергичным. У высокого юноши, стоявшего рядом с ним, были прямые темные волосы, как у его покойной матери-дартаканки, отливавшие при дневном свете рыжиной. «По крайней мере, он казался здоровым. Хорошо…» Плащ цвета морской волны на принце был усеян сотнями жемчужин, составлявших причудливый узор, которые мягко блеснули, когда он повернулся к вновь прибывшим.

Судя по массивной цепи на груди, мужчина, стоявший по другую сторону от рея, был его канцлером. Нашивки еще одного из присутствующих выдавали в нем моряка высокого ранга – адмирала ибранского флота.

Кэсерил приблизился, опустился перед Лисом на колено, довольно изящно, несмотря на боль и усталость, и склонил голову.

– Милорд, я привез из Ибры печальную весть о смерти принца Тейдеса и срочные письма от его сестры, принцессы Исель, – он протянул верительную грамоту.

Лис вскрыл печать и быстро пробежал глазами ровные строчки. Его брови вскинулись, и он пристально посмотрел на Кэсерила.

– Весьма любопытно. Встаньте, милорд посол, – пробормотал он.

Кэсерил задержал дыхание, и ему удалось подняться на ноги, даже не оттолкнувшись рукой от пола и – это было бы ужасно! – не ухватившись за кресло рея. Он посмотрел на принца Бергона