Блатные из тридевятого царства (СИ)

   Через пол часа я еле стоял на ногах, пустая бутыль валялась под столом, а счастливые супруги, обнявшись, горланили песню.

   Прощание затянулось, минут пять мы в пояс кланялись друг другу. Я был приглашен: завтра на блины, послезавтра в баньку, послепослезавтра на медовуху, а потом и вовсе поступило предложение -- остаться насовсем.

   Уже за оградой я с трудом вспомнил, зачем собственно приходил. Лёнька так и не объявился. Осталось одно место, куда мог напроситься на ночлег племянник Старобока. На ватных ногах я побрел к окраине.

   Стоявший на отшибе дом тетки Радаихи светился всеми окнами. Видать проблем с керосином не было. Дворовые постройки и крепкий забор говорили о достатке. Хорошо живет Радаиха: крашенные в синь ставенки, новая черепица на крыше. Если уж бедность не порок, то про богатство и говорить нечего. Удручало одно -- у богатых, как водится, свои причуды. Ну, в конце концов, я ж не раскулачивать их шел, так заглянуть по-соседски на огонек, справиться о господине графе и только.

   -- В шею гони! И здесь покоя нет! -- Донеслось, едва я переступил порог.

   -- Слыхал? -- насупилась Радаиха. -- Или еще раз повторить?!

   -- Это кто там такой вежливый? -- Вопросом на вопрос ответил я.

   -- Сынок гостить изволит, ты ступай своей дорогой мил человек, чего за зря пол топтать, Ануфрий в гневе страшен.

   Скажу честно, если б во мне было на пару литров браги меньше, я возможно так бы и сделал. Но не весь алкоголь в мочевой пузырь поместился, часть в голову попала. В таком состоянии можно и на танк с вилкой, если не подорву, хоть броню покарябаю, а тут Ануфрий какой-то! Сдерживая ярость и рвотные позывы, я поинтересовался:

   -- Граф у вас?

   -- Ну что за народ! -- Выкатился из соседней комнаты колобок.

   Увидев Ануфрия, я чуть не протрезвел. Лысая голова насаженна на огромный живот, с обратной стороны -- короткие кривые ноги.

   -- Отдыхаю я нынче, -- раздраженно сообщил колобок, потрясая тройным подбородком. -- А потому никаких дел государственных. Вот через недельку, пожалуйста, милости прошу в Сиженьград, в таможенный приказ. -- Ануфрий звонко зевнул, хлопнул тощими ресницами и, оглядев меня с ног до головы, небрежно продолжил: -- Личность твоя мне насквозь знакома. И скажу прямо -- личность эта мне не нравится, больно хитрую рожу она имеет. Никак управляющий купца Бякина. Угадал?

   -- Да как сказать...

   -- А ни как, помалкивай лучше. Я таких людишек насквозь вижу. Взятку принес?

   -- Какую? -- искренне удивился я.

   -- Известно какую, десять рублей. Что ж думаете, пять телег с чаем импортным меньше стоят? Вот возьму и такую пошлину накручу, без портков останетесь. Так что гони денежки и передай хозяину -- пусть дюжину пачек чая мамане завезет, иначе весь груз на границе арестую.

   -- А чего ж только дюжину? -- вмешалась Радаиха. -- Поболе можно, не обедняют.

   -- И то верно...

   Договорить я не дал. Отбросив в сторону приличия, шагнул вперед, оставляя на коврах грязную цепочку следов сорок третьего размера. Под руку подвернулся табурет. В ногах, когда ими командует хмельная голова, правды нет, пришлось присесть. Я был зол и немногословен:

   -- Ты что ж, крыса канцелярская, мзду с коммерсантов вымогаешь. Коррупционер!

   -- Но-но, -- завизжал Ануфрий. -- Попрошу не выражаться, ишь наглец, ковры помял, они персидские, конфискованы из последнего каравана Али Чебурек Бека.

   -- Так и запишем, -- кивнул я, -- хороший букет набирается гражданин Ануфрий. Взятки, вымогательство, злоупотребление служебным положением, лет пять строгого режима гарантированно. Кстати забыл представиться -- следователь прокуратуры по особо важным делам. Начинаем производственную гимнастику -- ноги на ширине плеч, руки за голову, лицом к стене. Мамаша, пакуйте сыну вещички, дыба ждет.

   -- Ой, сынок, -- завыла Радаиха, -- я ведь предупреждала! Новый камзол не одевай, все одно стрельцы сымут.

   Ануфрий менялся на глазах. Из трех подбородков уцелело два, да и те заметно уменьшились.

   -- А мож...

   -- Нет. -- Отрезал я.

   -- Тоды...

   -- Не пойдет.

   -- А если...

   -- Вот это попробуй.

   Таможенник перевел дух и кинулся за печку. Миг спустя материализовался около табурета с пачкой мятых купюр. В таких случаях принято возмущаться, что я и сделал:

   -- Взятка должностному лицу при исполнении служебных обязанностей! Семнадцатая страница, пятый параграф снизу, четвертый абзац сверху, седьмая строка. Наказывается лишением свободы с конфискацией имущества, либо штрафом в размере двадцати рублей.

   -- Ох, -- горестно вздохнул Ануфрий и отслюнявил еще два червонца. -- Не побрезгуйте, господин следователь.

   На этом я несколько успокоился, сбавил пыл и попросил водицы. Во рту после браги сухо и печально.

   -- Конечно, конечно, -- засуетилась маманя. -- Милости просим к столу. Вот осетринка, цыпленочек запеченный, наливочка с погребка, откушайте с нами, для хорошего человека не жалко.

   Первый тост я поднял за хозяина, пожелав ему дальнейших успехов на поприще охраны государственных интересов от посягательств иноземного капитала. В ответ меня поблагодарили за чуткость. Радаиха внимательно следила за стаканом, подливая после каждого глотка. Сыночек всячески выказывал уважение. Словом -- радушие и хваленое русское гостеприимство изрядно разрядили обстановку.

   Ануфрий малость успокоился, складки на брюхе заколыхались в прежнем ритме, подбородки обрели былую мощь, зарозовели щечки.

   Сладкая наливка удобно легла поверх свиридовской браги и я приказал:

   -- Танцуй!

   Истекая потом, Ануфрий пустился в пляс. Ну, что могу сказать -- зрелище не для слабонервных. Пришлось смилостивиться.

   -- Отставить танцы! Пой!

   -- Во поле березка стояла,

   Во поле кудрявая стояла...

   -- Достаточно, -- икнул я. -- Такой рот, а не Соловей-разбойник, хотя... если выбить зубы...

   -- А вот и пирог с яблоками подоспел, -- засуетилась мамаша, услышав о бесплатной стоматологии.

   -- Спасибо, сыт, -- отказался я. -- Душа музыки просит.

   -- Сидит милый на крыльце

   С выражением на лице,

   Выражает то лицо,

   Чем садятся на крыльцо!

   Заголосила Радаиха и, притоптывая пятками, прошлась по горнице.

   -- Лучше пирога, -- сдался я. -- Наливай Ануфрий.

   Вот наливочку жрать таможенник умел профессионально. Без выдоха, за один бульк, мог ковшик приговорить. Занюхает селедочным хвостом и к следующему тянется. Если он так и пошлины начисляет -- остается удивляться, как его коммерсанты терпят, давно б уж скинулись по рублю, да киллера наняли. Подсказать что ли...

   -- Грибочков откушайте, -- вынырнула Радаиха из погреба. -- Груздочки, один к одному, без единой червоточинки, не побрезгуйте господин следователь, лично солила.

   После второй бутылки чин следователя прокуратуры жал мне в плечах. Обняв Ануфрия, я доверительно сообщил:

   -- Слышь, гроза контрабандистов, я ведь того -- Пахан, это что князь, в определенных кругах конечно...

   -- Ить, -- поперхнулся таможенник.

   -- Ну не совсем князь, так -- царек мелкий. Да ты дыши, дыши, ишь, как тебя расперло.

   -- Ваше величество...

   -- Т-с-с, -- поднес я палец к губам, -- я ж по секрету. Зови меня просто -- Пахан.

   От такого доверья Ануфрий ни в меру расчувствовался:

   -- Эх, ваше паханское величество, каждую ночь в холодном поту просыпаюсь -- чудится, будто стрельцы арестовывать идут. А что делать? Все, что есть хорошего в жизни -- либо незаконно, либо аморально, либо ведет к ожирению, -- похлопал он себя по брюху. -- Душа у меня кристально честная, а характер слабый. Все взятки суют, а отказать не удобно. Недавно два купца заспорили, один двадцатину принес, второй -- пятнадцать рублей. Попробуй, рассуди. Но я честно, вернул второму пять рублей и по совести. Ох, житиё мое...