Неистребимый

шим жирную и аппетитную норогрызку. Парскун — это такой пушистый зверь, побольше кошки, с серебристым мехом, обитающий в дуплах камнелюбов. Питается плодами орешника, но не прочь перекусить и зазевавшейся норогрызкой. Норогрызка же — длиннотелый шустрый зверек, похожий на небольшую ящерицу, с бурым мехом и несоразмерно крупной головой, обладающий способностью стремительно зарываться в землю, особенно при опасности. Пока я доберусь до телепорта, подумал я, то волей-неволей выучу всю местную флору и фауну.

Но большей частью ее самодовольство было напускным, потому что внутри она была довольно сильно напряжена, хотя и очень старалась не подавать виду. Сперва я приписал это тяготам свалившегося на ее голову путешествия, думая, что сделал совершенно правильно, не рассказав ей ни про нападение матроса, ни про визит охтана, посетившего плоскодон прямо во время плавания и доказавшего, что безопасность для меня и моих спутников — вещь весьма эфемерная. Но, движимый собственными нехорошими предчувствиями, вскоре решил спросить прямо:

— Чего ты боишься, Тай?

— О чем ты, дорогой?

— Ладно, скажи мне, чего ты боишься. Я же вижу, что с самого утра, когда мы сошли с плоскодона, ты о чем-то непрерывно беспокоишься, не объясняя причин.

— Правда? Странно, что я этого не заметила.

— Тревога, поделенная на двоих, превращается в разумную предусмотрительность, — не отставал я.

— Ты очень умен, дорогой.

— Послушай, прекрати это.

— Прекратить что, дорогой?

— Прекрати называть меня дорогим.

— Хорошо, милый.

Я поневоле рассмеялся. Что мне еще оставалось?

— Ты же прекрасно поняла, о чем я. Не знаю, что ты там себе вообразила, но я не намерен здесь застревать, и ты это прекрасно знаешь. Я здесь просто не выживу. Так что не стоит тебе ко мне привязываться, путая желаемое с действительностью…

Она фыркнула:

— Ты всегда так груб с женщинами, с которыми провел ночь?

— Прости. Извини. Конечно, я груб. Но я стараюсь быть честным с тобой. Неужели люди, мужчина и женщина не могут просто доставить друг другу удовольствие, не создавая ненужных проблем?

Она вдруг звонко расхохоталась:

— Мальчишка! Да не я, а ты что там себе вообразил? То, как я себя веду, — это мое личное дело. Если я себя так веду, значит, мне это доставляет удовольствие. И я буду доставлять его себе столько, сколько мне это… доставит удовольствие… — Она умолкла и озабоченно наклонила голову. — Ты не находишь, что я начала заговариваться? Кстати, сейчас уже должно показаться небольшое селение Ветрянка, где мы сможем остановиться и перекусить. Ты не против, дорогой?

— Могу ли я предложить тебе парочку своих пищевых гранул? — с невинным видом, но несколько уязвленный ее отповедью поинтересовался я в отместку. За время путешествия по Великому озеру она успела убедиться в состоятельности гранул, но поверить в них так и не смогла. Ей куда приятнее и привычнее было ощущать в желудке что-нибудь более осязаемое. И сейчас вот это «осязаемое», после завтрака в Неурейе, оказавшегося