Неистребимый

тех несчастных, которые вообразили, что они кандидаты.

— Ты была близка с ним, — задумавшись о том, что она мне рассказала, нечаянно обронил я. Для меня это было очевидно. Но запоздавшее сожаление не могло взять сказанных слов обратно.

Но она восприняла их спокойно. Улыбнулась. Пожала плечами. Кивнула:

— Да… Сначала. А потом охладела. Очень уж далеко к нему было ездить — через весь Кордос, да еще большой отрезок ничейных земель в придачу. К тому же спустя несколько лет он начал стремительно стареть… Сейчас я начинаю понимать, что он сам отпустил меня. Так же, как и приворожил ранее. Но я ни о чем не жалею. Он очень добрый, хороший человек — можешь мне поверить. За прошедшие годы я больше таких и не встретила…

— Ты говорила, что Закон Равновесия в Ущербных горах спит.

— Да, конечно. — Она посмотрела на меня удивленно, словно говоря: сколько же можно повторять? — Поэтому он до сих пор жив — спустя целых четырнадцать лет. Но там свои особенности. Почти ничто живое там не обитает, а жизнь словно утекает из твоей души по капле, медленно и неотвратимо. В любом другом макоре ему хватило бы декады, чтобы свести знакомство с Первородной Тьмой. А так — он еще держится. Когда я видела его последний раз, он напоминал старую развалину и мне показалось, что ему осталось год-два, ну, может, три. Не больше.

Я чувствовал, что ей неприятно говорить об этом, так как она по-прежнему переживала за Остина. И я поискал другую тему для разговора.

— Скажи… Что ты сама думаешь о Пророчестве?

— Что я думаю о Пророчестве? — с легким недоумением переспросила она. И начала как по писаному: — Давным-давно…

— Сказку можешь пропустить. Мне интересно твое собственное мнение.

Тай одарила меня недовольным взглядом светлых, как и у ее сына, глаз и на некоторое время умолкла. Как же, я столь непочтительно отозвался о святом. Мелькнувшая мысль о Шустрике принесла с собой ощущение некоторой вины. Парень собирался на каникулах повидать мать, а я был причиной, по которой эта встреча не состоялась…

Желание поделиться своими мыслями оказалось выше обиды, жизнерадостный характер не позволял ей долго хмуриться, и, пожав плечами, Тай непринужденно заговорила:

— Я верю в него. Я верю в силу Избавителя, Светоча, в силу Неистребимого. Я верю в силу и могущество Зверя. Многие у нас ему поклоняются, считая своим богом, но мне милее возносить свои молитвы нашему истинному Создателю, который сотворил этот мир. Волшебный Зверь лишь изменил его, Зверь — сам дитя Создателя, как и все мы. Но его существование — реальность, поверь мне.

— Очень… своеобразное дитя.

Она, конечно, не лгала. Потому что верила в то, что говорила. Но вера, даже самая искренняя, еще не гарантия истины — заблуждаться можно с чистым сердцем и открытой душой.

Дорога к этому моменту начала сворачивать немного севернее, и ветер, холодивший левую щеку, теперь бил прямо в лицо. В низком небе неторопливо сгущались сонные и тяжелые тучи ртутного цвета с неряшливыми разрывами по краям.

— Знаешь, —