Ведьмино отродье

скрылись, а шторма нет. И даже ветра нет. Вот так! А то еще с утра среди гребцов разнесся слух, что будто эти птицы необычные, что будто они - вестники несчастья...

А слухи передал стюард. Когда он вышел из каюты, Вай Кау злобно сплюнул и сказал:

- Вот кто будет набрасывать!

Рыжий не понял:

- Что набрасывать?

- Веревку, а что же еще! - неохотно пояснил адмирал. - Когда они придут сюда, никто мараться не захочет. Вот тогда ему, нюхачу, и прикажут: "Веревку!" А знаешь, кто ему прикажет? Вот ни за что не догадаешься... Базей! Да, именно, представь себе: заводчик всего этого - он, твой разлюбезный боцман!

Р-ра! И действительно, вот уж на кого-кого, а на Базея ты бы не подумал. Ведь он единственный из всех, который, как тебе казалось...

- Да, - продолжал Вай Кау, - не сомневайся, так оно и будет. Они придут сюда. И еще как придут! Но... Х-ха! Пока они придут, еще семь дней минует, мы к тому времени уйдем уже так далеко, что... Да! И вот тогда я им скажу: да, подвели меня расчеты, да, я нарушил обещание, а посему: хотите вешайте меня на рее, хотите - отправляйте по доске, а после возвращайтесь в свой Ганьбэй, если, конечно, сможете. А хотите... так вот она, карта, и вот он, континент на ней, и вот он, перед вами, я, и я готов и далее еще семь дней... Ну, словом, скажу: как хотите.

- А если...

- Значит, будет "если". И так всегда. Ведь если кого-то утопят, то, значит, его не повесят, а если повесят, тогда не утопят. А если вот как я...

Вай Кау снял очки, протер глаза и нехотя продолжил:

- Вот мне уже почти что все равно, что в них, а что без них. И если так пойдет и дальше...

И замолчал, насупился; надел очки, залез в гамак и там, как неживой, и пролежал до темноты. Когда еще на третий день пути он вот так же залег, а Рыжий спросил, что это с ним такое случилось, то адмирал тогда мрачно ответил:

- Я мечтаю.

- О чем?

- Х-ха! Если б знал, о чем надо мечтать, я бы тогда сейчас не здесь лежал, а... Да! Гаси огонь!

Рыжий встал и погасил. И в первый раз тогда почуял, что с адмиралом творится что-то неладное. А он тогда лежал не шевелясь, лежал - и к утру отлежался. Утром был бодрый, едкий, как всегда...

И вот опять он лежит и молчит. А там, слышно, гребцы гребут. А ветра нет, на Океане по-прежнему штиль. Солнце садится, жара не спадает. Скоро сменится вахта, и вахтенным боцманом будет Базей. Базей взойдет на ют и станет к румпелю, а они проиграют отбой и "Тальфар" ляжет в дрейф. Это, конечно, глупость - ночью в дрейф, но так гласит устав, глава четвертая, параграф восемнадцатый. И мы блюдем его, хоть понимаем, что этот параграф давно устарел. Мы ж не купцы, которые всего боятся и каждый вечер вытаскивают свои корабли на берег, а здесь какие берега?! Это во-первых. А во-вторых, не стоит даже и доказывать, что с той поры, как появились звездные таблицы, компас и квадрант, в ночном движении нет никакой опасности, и посему...

Все это так конечно же, но, к сожалению, мы - это мы, а другие - это