Ведьмино отродье

же шторм, а птицам все равно - они летят густою грозовою тучей все ближе к солнцу, ближе, ближе, а вот уже вожак коснулся клювом солнца, и вот уже закрыл его, а вслед за ним - другие. Сколько их! Какая тень от них! Такая, словно уже ночь! Ар-ра! И...

Глава восьмая

МРАК

Гр-рохот! Гр-ром! И ветер взвыл! Он и действительно родился прямо здесь, меж парусов - и как рванул! Галера затрещала, вздыбилась и замерла... И снова шквал! Еще один! Еще! Вверх-вниз, вверх-вниз. Валы вздымались, падали, "Седой Тальфар" бросало, словно щепку, весла ломались, парус лопнул и бил по палубе крылом огромной птицы. Визг! Пена! Паника! А птицы...

А птиц уже не было! И солнца больше не было; была лишь туча - черная, как смоль, а в туче - всполохи, огонь, гром, молнии, вой ветра, хохот, рев и перестук, зловещий перетоп копыт Небесного Сохатого. Вот так-то вот! Нет бесконечности, нет космоса и нет иных миров, все это заумь тайнобратьев, а есть лишь Земной Диск и Небо - твердь, и Солнце - ложный бог, и, главное, конечно же Луна - мы ее дети. А тем, кто отвернулся от нее, забыл ее, тем...

Гр-рохот! Гр-ром! И грозный перестук! И - тьма кромешная! И ливень! И волны с борта на борт, с борта на борт, и адмиральский крик: "Всем по местам! Всем... Ар-р!.." А парус бьет! И ветер затыкает пасть, и страх тебя корежит, давит, душит, и страх в тебе вопит: "Смотри! Смотри! Вот, где ты! Вот, смотри!" И смотришь ты, и видишь... Нет, не видишь. Ведь этого не может быть, все это только кажется, все это наваждение, обман. Ты, чтоб стряхнуть его, мотаешь головой, кричишь, а волны бьют тебя, швыряют и рвут тебя от леера, а в тех волнах - во всех - глаза, глаза, глаза, одни только глаза и больше ничего, они призывно смотрят на тебя, ты уже видел их, эти глаза, ты помнишь их, когда-то ты искал их и надеялся, что если снова встретишь их, то сразу же... А сразу что? А ничего! И вот теперь вон сколько их вокруг, этих заветных глаз, не перечесть, ты их когда-то видел в Дымске. Тогда ты бегал по реке, по льду, искал их, звал, молил - и вот они явились, иди же к ним, чего вцепился в леер? Ведь не обман эти глаза, а явь. Так что же ты? Чего ты ждешь? Ты, может, ждешь совета от монеты? Так глянь же на нее - и там такой же глаз. Глянь! Глянь! Ну, лапу разожми, достань ее, монету, из-за пазухи, ну, что же ты не разжимаешь, а? Чего цепляешься? А? Р-ра! Л-луна! Где ты? Приди же к нам, Л-луна! Мы твои блудные дети, спаси нас, спаси!..

Но нет ее, и тьма кругом, и грохот, молнии, и волны - с борта на борт, с борта на борт. "Тальфар" трещит, гребцы визжат. А ветер все сильней, а волны - круче, а перестук копыт Небесного Сохатого уже над самой головой, в глазах темно, а лапы впились в леер, а волны рвут тебя, на лапах - кровь, но нет, не отпущу, так и пойду ко дну, но их не разожму: вой, визг кругом, и...

Адмирал! Упал на Рыжего и крепко обхватил его, и лапы отрывал от леера, кричал "Отдай! Отдай!", а ты не отдавал, но адмирал не отступался и снова рвал, снова кричал и головою бил по голове,