Дэйви

Страдающее лицо Эммии было обращено на меня. Она знала, что я был готов взять ее, но теперь — нет. Она неуклюже обняла меня, пытаясь восстановить мою мужскую силу дрожащими пальцами, но все было тщетно. Может, именно тогда она тоже вспомнила о законе, так как неожиданно накрыла меня одеялами и заковыляла прочь. Я думал: неужели для меня все кончено… смогу ли я вообще быть мужчиной?

Но она возвращалась. Ее заплаканное лицо не было сердитым. Она снова села возле меня, не очень близко, прикрыла платьем свои колени. Поискала носовой платок, но ничего не нашла, и вытерла лицо об одеяло.

— Я не хотел обидеть вас, мисс Эммия. — Она ошеломленно уставилась на меня, затем беззвучно рассмеялась.

— О, скромный милый монах! Это моя вина, и сейчас, я полагаю, ты думаешь, что я одна из этих девушек, которые будут отдаваться любому, с запятнанной репутацией, честное слово, я не такая, Дэйви, и когда только ты и я, ведь мы такие хорошие друзья, ты не должен называть меня «мисс Эммия», ради бога! О, Дэйви, подобные мысли так и лезут мне в голову, я не могу объяснить, ты бы не понял…

По крайней мере, она снова говорила. Моя паника исчезла. Ручей зажурчал дальше и через минуту уже стал спокойнее.

* * *

Говоря о ручьях…

Я прекратил писать книгу неделю назад и возобновил ее сегодня после полудня под журчание тропического ручья. День был заполнен работами по обустройству на нашем острове. Мы намерены находиться здесь, по крайней мере, до тех пор, пока младенцы, пребывающие сейчас в утробах матерей, не появятся на свет, а, может, и дольше. Вероятно, кто-то останется, а кто-то продолжит путь — не могу представить себе, что капитан Барр позволит шхуне слишком долго покачиваться на якоре… Ручей протекает мимо убежища, которое мы с Ники разделяем с Дайоном и тремя другими колонистами, пока мы трудимся над постоянными строениями для колонии.

Остров небольшой, неровно-овальный в плане, его максимальная длина вдоль оси север-юг составляет около десяти миль. Вероятно, он расположен в регионе, где на древней карте нанесено несколько точек, называемых Азорскими островами. Мы проплыли вокруг него в тот первый день, потом, не видя на горизонте иной земли, медленно вошли в гавань — залив на восточном побережье и стали на якорь в пяти морских саженях^[43], недалеко от чистой прибрежной полосы, где стая серых обезьян перебирала раковины и искала что-то съедобное — раков-отшельников. Мы провели тот день и ночь на борту, чтобы разузнать о приливах — они были умеренные, и высматривали признаки обитания человека или других, представляющих опасность, существ.

Ни один из нас не спал на якорной стоянке в ту ночь — глухую теплую ночь, ощущая отдых от длительного напряжения и страхов морского путешествия, полнолуние для влюбленных — самое время для ночи музыки и выпивки и веселого буйства. Нас сорок человек — шестнадцать женщин, двадцать четыре мужчины — и почти все из нас молодые. Утром мы сошли на берег, не очень опьяневшие, все оживленные, кроме господина Уилбрахама, который никогда не оживляется.

Единственные дикие животные, которых мы видели — это обезьяны, несколько коз, короткоухие кролики и множество птиц. Во время вчерашней прогулки по острову, Джим Ломан и я обнаружили следы свиньи, лисицы и дикого кота, и мы видели также белок-летяг, очень похожих на ручных зверьков, которых я обычно видал в лесах Мохи. Вероятно, люди не жили здесь с Древних времен. Может, мы найдем руины в глубине острова.

На холме возле отлогого морского берега мы удалили растительность, чтобы подготовить место для жилищ. Ручей, протекающий у подножья холма, берет начало на расстоянии мили от моря, у самой высокой горы, высотой около тысячи футов над уровнем моря, как мы думаем. Вдоль ручья в изобилии растет жесткая, похожая на тростник, трава; она могла бы быть подходящей для изготовления бумаги, а также для соломенных крыш. Построить наши дома будет легко — соломенные крыши на высоких опорах, соломенные стены, доходящие только до половины линии свеса крыши, вроде доступных воздуху построек, которые я видел в Пенне, когда был там с бродячими комедиантами Рамли в 320 году. В них держится свежесть и прохлада, даже в самые жаркие дни, а если обрушится ураган — ну, многого ты не потеряешь — просто строишь наново.

Нас также интересует, какой змий живет в этом раю.

* * *

Говоря о ручьях…

Послушай, сказал персональный ручей Эммии, то, что мы едва не совершили, является страшным грехом, потому что я был Просто Слугой, но, как бы то ни было, это и вообще ужасный грех, только мы ничего не сделали, поэтому никакого греха не было, а также во всем виновата она, но она просто обратится к богу с молитвой, что не сознавала этого, и никогда не будет ябедничать на меня, никто не сможет вытянуть из нее ни слова, потому что я был, в основном, хорошим милым парнем, который не мог бы в этом случае помочь, не имея, по происхождению, никаких преимуществ, кроме дикости и бездельничанья и тому подобного, но когда я исправлюсь, тогда я стану хорошим человеком, которого все будут уважать, понимаешь, только я должен проявить себя и помнить, что, как сказала ее мама, жизнь — не всегда прекрасное времяпровождение, каким бы оно ни было, она всегда думала, вот так забавное слово, да, жизнь — это тяжелая работа и ответственность и прислушивание к тому, что говорят мудрые люди, не только священники, но каждый, кто пользуется уважением, потому что есть правильный путь и ложный путь, просто так, как сказала ее мама, и ты не должен все время бездельничать, чтобы другим не приходилось покрывать тебя, и так далее, потому что они вроде бы любят тебя, и кормят, черт бы их побрал, старых мулов. Я сказал, что я виноват.

Ну, тогда я должен был почувствовать лишь чуточку раскаяния за сегодняшнюю ночь, не потому, что в этом была моя вина, ее не было, ее не было, может, кроме того, что мне не следовало целовать ее именно таким образом, потому что парни должны быть вроде бы внимательными и пытаться оставаться чистыми и почтительными, не думая слишком много о, сам-знаешь-о-чем, во всяком случае, после того, как закончится мое ученичество, я, вероятно, женюсь на какой-то хорошенькой женщине и все будет прекрасно, и, между прочим, я не должен испытывать беспокойства с этим, ты знаешь, опаданием, потому что она случайно узнала о том, что это происходит со многими парнями, если они просто испугались или не привыкли к этому, понимаешь, это отнюдь не значит, что они имеют каких-то врагов, поступающих отвратительно с их восковыми изображениями, хотя, конечно, если бы я был взрослый мужчина, такое могло быть, и тебе следует быть осторожным, во всяком случае, во всем виновата она, как она уже говорила. Я сказал, что я виноват.

Она сказала, что знала, что я мог, и это делает мне честь, и никто никогда не узнает, а что касается законов, ну, эти скверные законы следовало бы выбросить и утопить, потому что, крепостной слуга ты или нет, у тебя все получается, как и у всякого другого, и она сказала бы это снова, все получается, как-и-у-всякого-другого, более того, это значит, что она не позволит никому, чтобы с моей головы когда-либо упал хотя бы волос, только она хотела сказать, что я должен проявить себя, ну, понимаешь, мне следовало пойти и сделать что-то трудное, она не имела в виду что-либо дикое или глупое, просто что-то трудное и хорошее, благородное, или что-то в этом роде, чтобы… чтобы…

— Мисс Эммия, я хотел сказать, Эммия, я сделаю, я не шучу, вот тебе крест, я сделаю, только что, например?

— О, тебе следует выбрать это самому, что-то, чего ты не хочешь делать, но знаешь, что должен, подобно регулярному хождению в церковь, только это не должно быть таким, тебе следует хотеть сделать это в любом случае. Нет, просто что-то хорошее и честное, и трудное, так что я буду гордиться тобой, я буду как бы вдохновлять тебя — нет, ты не должен целовать меня снова, никогда, до тех пор, пока не станешь свободным человеком, имей в виду, я говорю всерьез.