Ностальгия

и обнявшись, и Калина мне в лицо кровью кашляет. А мне не то что ненавидеть его — отвернуть голову лениво. И пока я так думаю, Калина прекращает плакать. Только кровь из уголка открытого рта продолжает сочиться тихонько. Неизвестный науке соленый источник с высоким содержанием железа. От жидкости этой трава гуще, верно говорят, не врут. Лучшее на свете удобрение. После дерьма.

Я осторожно выползаю из каменного плена. Ноги не держат меня, я поднимаюсь, и сразу падаю на корточки, спиной к обломку стены. Опираясь на чью-то винтовку, ковыляю в сторону грохота. Броня моя не работает, а значит — не найдут меня, подохнуть тут — вовсе не то, о чем я мечтал. М160, чтоб вы знали — самый хреновый из костылей. Так и норовит из-под ладони выскользнуть. И штык в камнях застревает.

Бухает уже вокруг, кажется. Без привычной прицельной панорамы не вижу не зги. Ковыляю на ощупь. Дышать невозможно, воздух — гарь сплошная пополам с пылью, аж в глотке вязнет. “Меня нельзя убить, ибо за мной встают братья мои, и корпус продолжает жить, и пока жив корпус — жив и я…” бормочу бездумно себе под нос. Долго петляю вокруг каменных островков, блуждаю слепо. Где-то рядом слышу голос. Показалось? Нет, точно — кричит кто-то. На карачках взбираюсь на искусственный холм из штукатурки пополам с кирпичами. Костыль болтается за мной на ремне. С другой стороны сидит Бауэр, собственной персоной, и направляет мне в рожу ствол.

— Это я… сэр… — говорю с трудом, понимая, что не слышит он меня. Опознаватель “свой-чужой” не работает, и мой резьбовой взводный сейчас вышибет мне мозги. И я сползаю головой вниз к его ногам.

— Трюдо, мать твою, у меня винтовку заклинило, — сообщает мне лейтенант, пока я пытаюсь подняться.

— Ты как, в порядке? — спрашивает он устало, но для проформы как-то, — Давай, некогда расслабляться, дуй вперед, вот за той стеной наши. Прикроешь их, мы в атаку идем.

— Да, сэр. Так точно, — говорю автоматически и качаюсь, балансирую на каком-то неровном камне.

Он диктует указания пушкарям. Кажется, нам все же что-то подбросили для поддержки. И свист повсюду — беспилотники подошли. Он собран и деловит. Он в своей стихии. Зеленый гигант на поле брани. Оружие Императора. Хозяин своей судьбы. Только вот с братьями у него напряг. Положил он братьев своих, без счета.

— Здесь Гадюка, всем, кто меня слышит, — тридцать секунд до атаки, ориентир триста шесть, включаю отсчет! Сердитый-четыре, ориентиры триста восемь, триста десять, правее два, огонь по готовности. Внимание, рота!…

Он вот— вот скажет волшебное “вперед”. И мои братаны за той стеной опять полезут под пули потому, что морпехам отступать не положено.

…Я ДОЛЖЕН УБИТЬ ВРАГА РАНЬШЕ, ЧЕМ ОН УБЬЕТ МЕНЯ… ПРИ ВИДЕ ВРАГА НЕТ ЖАЛОСТИ В ДУШЕ МОЕЙ, И НЕТ В НЕЙ СОМНЕНИЙ И СТРАХА… ИБО Я — МОРСКОЙ ПЕХОТИНЕЦ…

— Что ты сказал? — поворачивается ко мне взводный, — Ты еще здесь?

— Нет, сэр. Меня уже нет.

Я поднимаю забитый грязью костыль и нажимаю на курок. Длинная очередь в упор выколачивает из лейтенанта