Сердце Альтиндора. Дилогия (СИ)

Не было никакого родника на острове в подземелье!

А значит. Шапшен ошибается.

Однако пора возвращаться к нашему… барану.

— Что же случилось с Риммером? Как он стал Тенью?

— Уже после войны я встретился с человеком, на которого некий Неллис натравил существо, похожее… на Тень. Человек этот — не буду упоминать его имени — был сильным цанхи и сумел отразить атаку. А потом выследил и наказал Неллиса. Перед смертью негодяй поведал историю о том, что Дар он получил от Шторна с одной единственной целью: найти и уничтожить Риммера, которого Шторн винил во всех бедах, свалившихся на Варголез. Старый пройдоха выполнил поручение повелителя лишь от части: он нашел и обезвредил Риммера, обратив его в бестелесное существо. Однако не стал его убивать — решил использовать в собственных интересах. В каких? Увы, Неллис умер раньше, чем успел признаться во всех своих грехах.

— А что сталось с Тенью?

— Об этом я не знаю. В то время меня это абсолютно не интересовало, а мой знакомый ничего не сказал.

— А теперь она рыщет по городу и убивает людей, — упрекнул я его.

— Если бы только это, — пробормотал Винеар.

— Простите? — я не понял, что он имеет в виду.

— Этот светящийся туман, о котором ты говорил… Сдается мне, Риммер взялся за старое: он собирает Силу, хотя ума не приложу, откуда она у простых смертных.

— И что это значит?

— Это значит, что с каждым убитым человеком он будет становиться все сильнее.

— И?

— Ничего хорошего в этом нет. Моему знакомому, тому, кто рассказал мне о Неллисе, с великим трудом удалось справиться с существом, хотя он был сильным цанхи. Его больше нет — он уже давно отправился на суд Великого Стража. И других цанхи, которые могли бы потягаться в силе с Риммером, тоже нет. А еще меня очень беспокоит тот факт, что Риммеру зачем-то понадобился крупный офаран. Зачем?

Я пожал плечами. Меня этот вопрос тоже интересовал.

— Чувствую я — быть большой беде, — добавил Винеар.

— А что делать? Неужели нет никакого способа уничтожить эту Тень?

Я задал главный вопрос, ради которого напросился на встречу с Винеаром, и затаил дыхание.

— Наверное, есть. Шторн поручил Неллису прикончить Риммера, а значит, был такой способ, но Неллис им не воспользовался. Боюсь, что известен он был только этим двоим, но Шторн исчез, а Неллис умер. Так что одна надежда на кувенов… — Винеар усмехнулся и пояснил: — Никогда не думал, что скажу нечто подобное.

Старик встал из-за стола.

— Мне пора. Не знаю, что тебе нужно от Риммера, но советую держаться от него подальше. — Он скептически посмотрел на меня и добавил:- Впрочем, сомневаюсь, что ты прислушаешься к доброму совету. Поэтому, если узнаешь что-то новое, ты знаешь, где меня найти. А мне тоже будет над чем подумать… Кстати, если ты так интересуешься Шторном, зайди при случае к Феденору — у него есть книга, называется «Мысли».

— Обязательно, — принял я предложение.

Он кивнул мне и вышел из таверны.

Проводив его взглядом через окно, я с сожалением отметил, что начало смеркаться.

А ведь я еще хотел встретиться с Шапшеном…

Придется отложить до завтра. А сейчас не мешало бы хорошенько обдумать полученную информацию, и я направился домой.

На Камышовой улице было необычно людно. И светло. Горел двухэтажный деревянный дом, расположенный в глубине переулка. Пожар — это, пожалуй, единственное событие, способное сплотить жителей столицы, заставить их покинуть уютное жилье. И касалось это не только соседей. Огонь распространялся быстро, и уже через час пламенем мог быть охвачен весь квартал. Поэтому народу собралось много, а тревожный набат пожарного колокола вырывал из теплых кроватей все новых и новых добровольцев.

Действовали без суеты и слажено. В первую очередь пускали в ход воду из бочек, стоявших на углу каждого дома. Но сегодня этого оказывалось мало. Поэтому люди выстроились между домом и протекавшим вдоль улицы каналом и передавали по цепи ведра, наполненные водой.

Случайно вклинившись в цепь, я неожиданно для себя стал одним из ее звеньев.

Второй этаж чадил дымом, но все еще не был охвачен огнем. Зато внизу царил настоящий ад. Нестерпимый жар не позволял приблизиться к дому, поэтому вода выплескивалась исключительно на внешнюю сторону стен и тут же с шипением испарялась. Понимая, что этот дом уже не спасти, добровольные пожарные препятствовали огню распространиться на соседние строения.

Вдруг из окна второго этажа раздался детский плач и кашель. Ребенок задыхался от дыма и звал маму.

Все прекрасно понимали, что ребенок обречен. Добраться до него через первый этаж было нереально, а окна второго оказались забраны прочными, раскалившимися от жара решетками.

Несколько человек — и я в том числе — бросились в запале к дому, но вынуждены были поспешно ретироваться, опаленные вырывавшимся из окон пламенем.

Остальные же стояли и молча смотрели на мечущуюся за решеткой крохотную фигурку.

И тут из толпы зевак вышел человек, закутанный в плащ. Впрочем, плащ он тут же скинул на землю, и собравшиеся увидели высокого абсолютно лысого мужчину лет шестидесяти — у него даже бровей не было. В руке незнакомец держал плетку с короткой рукоятью.

Бросив взгляд на окно второго этажа, он решительно шагнул к дому. Кто-то попытался остановить его, но не смог к нему даже приблизиться. А незнакомец, подойдя к охваченному огнем крыльцу, взмахнул плеткой и отсек тянущийся к нему язык пламени. Огонь тут же сжался, словно отпрянул назад, а потом с новой силой вырвался из прогоревшей двери и поглотил безумца, решившего бросить вызов разбушевавшейся стихии.

Толпа дружно ахнула.

А незнакомец, словно и не чувствуя жара, вошел в дом.

— Он с ума сошел! — решили зеваки. И я был с ними согласен, подозревая, что незнакомец, спаливший себе легкие и охваченный всепожирающим пламенем, уже мертв.

Однако я ошибался. Внутри дома что-то происходило. Время от времени до нашего слуха доносился жуткий треск рушащихся балок, гневный гул огня и… щелчки длинной плети. Раздраженный, словно живой, огонь то рвался наружу, то сжимался, покидая почерневшие стены, обращая свою ярость на безумца, решившего бросить ему вызов.

Но исход поединка был известен до его начала. Прошла минута, другая, но мы не услышали больше ни одного щелчка плети.

По крайней мере, он попытался…

Как вдруг решетка на окне второго этажа вздрогнула. Потом еще раз, еще, оторвалась от стены и рухнула на мостовую, искореженная и дымящаяся. А в окне показался незнакомец, прижимавший к груди ребенка в ночной сорочке, который не подавал признаков жизни. Пригнувшись, он встал на подоконник, а потом, невзирая на свой возраст, легко спрыгнул на мостовую. Когда он отошел от дома, к нему подбежали люди — мужчина и женщина. Он, удивленно разглядывая героя, никак не решался окатить того водой из ведра. Она, что-то сказав, приняла на руки ребенка и, опустив его на любезно расстеленную на мостовой накидку, принялась приводить мальчишку в чувство.

Я же не сводил глаз с незнакомца. Он почти не пострадал, что само по себе было удивительно. Я опалил волосы в десяти метрах от дома, а он… Да, его одежа была прожжена в нескольких местах и густо дымилась, а лицо покрывала маска копоти. Но какие это были пустяки, если учесть, что этот человек прошел через этаж, охваченный огнем.

И тут до меня донесся приглушенный, полный удивления и почтения шепот толпы:

— Да это же Тиметиур Огнеборец!

— Не может быть!!! Тот самый Огнеборец?!

— Да-да, это он! Я видел его мальчишкой. Это он!

Цанхи? Еще один цанхи?

Тиметиур между тем скользнул взглядом по толпе и замер, заметив стоявших в первых рядах стражников. Я проследил за его взглядом и понял причину его беспокойства: среди простых стражей порядка я заметил людей, облаченных в золотисто-черные наряды…

Гайверы…

Они тоже сверлили Огнеборца взглядами… полными ненависти.