Диалоги о ксенофилии (СИ)

_ _ _

– Вся Гедалья вместе с жителями не стоит волоса с Вашей головы, – сказала Анна, когда они выехали за городские ворота.

– Чего буду стоить я, если предам её? – ответил Ванор. – Не бойтесь. Я умру скоро, но не в бою.

– Вы верите в судьбу, мессир?

– Я не умею верить. Истина, не испытанная сомнением, анализом и сравнением, – преграда разуму. Но, мне думается, каждый человек способен предвидеть конец своего пути… Поэтому Ваше обещание не покидать меня, быть может, неосмотрительное, не слишком обременит Вас, тина Анна.

– Каким бы оно ни было, я нарушу его, только если Вы сами того захотите.

Перед ними взметнулись чёрные сверкающие стеклянные стены Эрмедора; на зубцах башен пламенели солнечные блики. Подъёмный мост с грохотом лёг перед всадниками и вновь поднялся, отгородив Анну от мира.

– Брат Рохиас проводит Вас, сиора26, – Ванор помог ей спешиться, бросил повод послушнику и ушёл, оставив женщину в некотором недоумении.

Старый монах, длинный, тощий и напрочь отрешённый от мирской суеты, повёл её в южную башню: через галерею со множеством дверей – каждая келья в случае осады превращалась в отдельный бастион, – по винтовой лестнице, коридорам и снова вверх. Они вошли в келью, в которой, казалось, не было ничего, кроме книг и оружия. Нет: ещё в углу, на кровати, Анна заметила лютню. Монах поднял гобелен на стене и отворил скрытую под ним низенькую дверь. За дверью обнаружилась небольшая комната – наверное, единственная в Эрмедоре, выходящая в другую, проходную, а не в коридор, защищённая от потенциальных врагов двойной преградой. Кровать с балдахином, дубовая ванна, ковры, чембало и прочие прелести, несколько неожиданные в крепости-монастыре. Великие магистры ордена Божией Души умели со вкусом обставить свои интимные развлечения…

– Прикажете принести платье? – безразлично спросил брат Рохиас.

– Нет, – с благостной важностью олигофрена ответила Анна. – Принесите илой27, брат мой. Мирские одеяния отягощают меня.

Старик принёс лиловый балахон с витым чёрно-жёлтым поясом, пригнал трёх послушников, натаскавших в ванну горячей воды, и ещё двух, явившихся с мёдом, молоком и орехами. Все они обращались теперь с Анной так благоговейно-почтительно, что она заподозрила неладное. Напоследок же, оставляя её одну, брат Рохиас назвал её «сиора Аннаис», и Анна на некоторое время вообще перестала что-либо понимать. Неужели этот рыжий сумел убедить их, что она – божество?…

Перстень слегка сдавил ей палец. Анна всмотрелась в игру алых и лиловых искр в просвечивающем чёрном камне, крутанула его и спросила:

– Что, Артур?

– Анна, что это значит? – участливо произнёс мэр Гедальи. – Что Вы делаете!

– Сижу в магистровой ванне.

– Вы не придумали в отместку Юлию ничего лучше, чем флиртовать с Ванором?

– Всего доброго, дорогой мой.

– Постойте! Простите. Но за каким чёртом Вас понесло в Эрмедор?

– Я всегда мечтала провести недельку в мужском монастыре.

– Вы не пьяны? – испуганно спросил Лориос.

– Послушайте, – вздохнула она, – зачем мы сидим на этой скособоченной планете? Не для того ли, чтобы изучить человечество Теллура и, по возможности, уберечь его от бед и сохранить лучшее, созданное им?

– Разумеется. Ну и что?

– Антонио Ванор Альтренский и есть человечество Теллура, – холодно сказала Анна. – Если здесь кто-то стоит внимания, то он. Не моя вина, что я стала ему необходимой. Я этого не хотела, Вы же знаете меня, Артур.

– Знаю, поэтому и поражён.

– Так вот, я не могу причинить ему боль. Я слагаю с себя все прежние обязанности и беру на себя одну: поступать согласно с его желаниями. А «Веспер» пусть дождётся танкера с Алютры и топает в створе по маякам. Хватит ему гонять с ветерком на универсалах.

– Вы – жертвуете собой?…

– Отнюдь. Я только выбираю между ответственностью перед ним и ответственностью перед всеми остальными.

– Ясно… Выбор нелестный для остальных.

– Артур, послушайте, а зачем Вы втравили его в эту авантюру с Гедальей?

– Я его втравил?! – взорвался Артур. – Гедалья обречена! Для неё потеря независимости – вопрос времени. Это неизбежно: идёт процесс образования нации, ускоренный внешним давлением. В ближайшем будущем Ареньола станет централизованным государством. Ванор не понимает движений социума, но мы-то…

– Угу. Мы понимаем, а он – нет. Это льстит самолюбию, не правда ли?

– Вы не в себе, – после паузы сказал он.

– Простите, – Анна взяла себя в руки. – Артур, но ведь Вы в самом деле сильнее. Вы не могли бы остановить его? Направить?

– Как? Направлять личность такого уровня, согласитесь, затруднительно. И зачем? Он выполняет долг союзника и защищает интересы ордена, которому соседство с вольным городом выгоднее, чем с монархической Ареньолой. Если король действительно нападёт на Гедалью, орден закономерно вступит в войну. И, кстати, в таком случае всё решится очень быстро. Орден Духа непобедим. Рассудите здраво: разве имеет смысл ломать закономерный ход событий?

– Да, – негромко сказала Анна. – Разве я сторож брату моему?

_ _ _

Она была предоставлена самой себе. Завтрак ей принесли в комнату (и нашли её погружённой в молитву – Анна, услыхав шаги за дверью, немедля бухнулась на колени). Она не сразу решилась выйти. Келья магистра была пуста. Анна прошлась по замку, посидела в библиотеке, пересмотрела кучу книг, попросила «Рождественские канты» Фенелона – библиотекарь страшно расстроился, что их нет, и долго извинялся, величая Анну сиорой Аннаис. Около полудня откуда-то примчался Великий магистр в компании пятерых эрмедоритов. Спешился, приласкал бросившегося к нему на плечи молосса – Анна с удивлением ощутила, что завидует не скованному этикетом псу, – прошёл, волоча ногу, через заснеженный двор в западное крыло, спустя полчаса вышел и уехал. Плевать, решила Анна. Спустилась из своей башни и провела несколько часов в интереснейшей беседе с братом Бенанцио, травником, лекарем и алхимиком.

Пропела раковина, призывая на вечернюю литургию, и Анна, честно играя роль святой, отправилась в церковь.

Он был там – она не заметила, когда он вернулся, – в рыжем чаду факелов, среди алых фресок, золочёных колонн и нефритовых статуй, коленопреклонённый, как все. Литургия завершилась, монахи тихо растаяли, а Ванор всё стоял на коленях, касаясь пальцами лба, в пустом мерцающем храме. Анна отступила в тень между колоннами: даже её тронул этот молитвенный экстаз.

Наконец, Ванор шевельнулся. Извлёк из-под плаща бумагу и грифель и принялся быстро писать, разложив листы на полу. Анна, сгорая от любопытства, на цыпочках подошла ближе, вытянула шею. Она ничего не поняла в покрывающей бумагу вязи, кроме цифр и знаков «равно», «плюс» и «минус»: почти все обозначения он, скорее всего, придумал сам. А необычное расположение символов сильно походило на матрицы.

Он поднял голову. Анна отступила, увидев его слепое, до ледяной ярости сосредоточенное лицо.

– Нет-нет. Я ухожу. Простите, мессир.

– Вы моё чудо, Анна, – пробормотал он и снова уткнулся в записи.

«В конце концов, он мне ничего не обещал, – объясняла она сама себе, поднимаясь в южную башню и кивая на поклоны монахов. – Он мне даже хороших слов не говорил. А я ему – обещала. Вот так штука; выходит, я сама поставила себе капкан и сама, как распоследняя…».

На её кровати лежал роскошный бархатный плащ, подбитый и отороченный куньим мехом. На столе – ноты Фенелоновых «Рождественских кантов» и серьги – вместо тех, что остались на память королевским гвардейцам. Платиновые серьги с шерлами-кабошонами, точно к её перстню. Анна надела их, зарылась лицом в кунью опушку плаща и разревелась.

_ _ _

– Из Паленои?…

– Прибыли.

– Оружейник?

– В расчёте.

– Мерубибх?

– Уехал.

– Сиора?

– Весь день провела здесь, играла Фенелона и читала Ваши книги. Ужин, святой отец?