Диалоги о ксенофилии (СИ)

– А к магистру поедет… Ну хотя бы Дювалье. Договорились?

– Нет, – вздохнула Анна. – Давай гравитр.

– Ася, подумай, чем может кончиться эта авантюра, – повысила голос камер-фрейлина.

– Мне всё равно, – отчеканила Анна.

_ _ _

«Ой, как некстати», – вот первое, что пришло ей в голову, когда по запутанным галереям Морханаиса пронёсся ликующий крик: «Вот она, Эрмедорская ведьма!» – и загрохотали гвардейские сапоги.

«Ой, как некстати. Практическое изучение психологии толпы совсем не входит в мои планы. И здесь не прорваться… Вот дилеммка: либо попасть им в руки, либо взлететь – нет, ни в коем случае! Лаатти спрятать в волосы, серьги снять, не то порвут уши. Всё, хватайте, всё равно вас слишком много. Весёлая новогодняя ночь! Вот и костры наготове. Хорошо, что в Клеро Дуодиес казни отменяются. А вот камнями побить вполне могут, это не считается казнью… Ишь, ещё набежали. Как чётко видна волна возбуждения. Нет, лапушки, не старайтесь, гравитр вам не снять, хватит с вас всего остального. Холодновато… Теперь должны проявиться стихийные лидеры… Точно, вот они. Спорят. Ага, пришли к согласию. Жаровню тащат. Ну, это чересчур! Отрешись… Аум… Ф-фу, не так уж и больно. Кажется, им уже надоедает. Конечно, стою, как дохлая… Да, вон по краям начинают расходиться. Камень!… Не пронесло всё-таки. Скорее, пока они бросают без злобы, от нечего делать – сейчас их ещё можно остановить… Но как?.».

Анна вздохнула поглубже. Ей даже не пришлось слишком напрягать связки: её голос, низкий, металлический, вибрирующий, как гонг, лёг над гулом толпы и осыпал его на булыжную мостовую.

– Аннаис, Пречистая, неси мою боль, мой голос к воину твоему, Антонио Ванору Альтренскому!

Толпа дрогнула в смущении и растерянности. И тогда Анна поймала поднявшуюся из глубин сознания волну и обрушила её, как цунами, на единое сознание толпы – аморфное, мятущееся, готовое к подчинению. Удар за ударом: страх, страх, страх…

Никогда прежде ей это не удавалось. Эмпат-контактёр она была никудышный; всё, на что она была способна – это помочь профессионалу, настроившись в резонанс.

И потому, разумеется, применила обретённое умение с ловкостью и грацией слона в посудной лавке. Теллурийцы разбежались, позабыв принести извинения.

Анна уже обдумывала, хватит ли у гравитра мощности выворотить столб из земли, когда из-за угла к ней метнулся сгорбленный человечек. Хозяин книжной лавки, дрожа и озираясь, принялся неумело пилить верёвки.

– За книги?! – у неё сжалось горло. – Благослови Вас Господь, отец!

Он в ужасе пискнул, сунул ей в руки свой старый плащ и, пригибаясь, бросился прочь.

Анна закуталась, подрагивая от морозного ветра и шипя, когда ткань прикасалась к ожогу под левой ключицей. Что ж, всё будет так, как должно быть, даже если будет иначе. Теперь ей лучше покинуть Эстуэро, и она отправится следом за Ванором по уважительной причине. А разбирательства, комиссии и, возможно, дисквалификация – это будет ещё не скоро.

_ _ _

Гравитр – хорошая вещь. Пояс из плоских квадратов, надеваемый прямо на тело, он даёт возможность подняться к чердачному окну, стащить добротный костюм, – пусть мужской и малость поношенный, – миновать поверху закрытые на ночь городские ворота и лететь весь остаток ночи и полдня оснеженными лесами. Правда, генераторов гравитра хватает ненадолго, и последние три или четыре часа Анна бежала, ложась иногда в сугроб, глядя на кружево белых ветвей в зеленовато-голубом небе и прижимая ладонь к поджившему ожогу.

Эрмедориты стояли на коленях, лицами к югу, приложив кончики пальцев ко лбам: молились. Анна вышла из-за деревьев на поляну. Рыцари обернулись, автоматически приняв боевые позы: кто потянулся к мечу за спиной, кто сунул руку за пазуху, кто припал к земле, кто вытряхнул что-то из рукава…

Больше Анна ничего не успела заметить, потому что Великий магистр прыгнул на неё через всю поляну и опрокинул в снег. Над ними свистнуло.

– Анна, – прошептал Ванор, прижавшись лбом к её виску. – Мне всё чудилось, что с Вами произошло что-то ужасное.

– Здравствуйте, святой отец, – чинно сказала Анна.

– Это похоже на след камня, – он поднёс узкую ладонь к её щеке, не коснувшись ссадины. – Как Вы здесь?… В таком виде?…

Она деликатно шевельнулась. Магистр встал с неё, помог ей подняться и подобрал в снегу увесистый трёхлучевой эстр.

Один из рыцарей держал под уздцы перепуганного коня. С седла свисал человек с обвитой крэйсом шеей.

– У Вас быстрая реакция, брат Ладино, – сказал эрмедорит, державший коня. – Но руке недостаёт точности.

– Я хотел слегка придушить его…

– И раскроили ему череп. Это следовало сделать после.

– Я пришла сюда из-за этого человека, святые отцы, – подала голос Анна.

– Вы что-то знаете о нём, дочь моя? – спросил самый старший из монахов, с серебряным, в сапфирах, колесом приора на груди. – За что он хотел зарезать Вас?

– Вероятно, догадался, что мне известны его цели. Он должен был убить Великого магистра. Для этого ему даны аметистовый нож и алмазный наконечник стрелы с именами Бога.

Монахи без промедления и без особых церемоний обыскали тело и, к облегчению Анны, нашли и то, и другое.

– Цена жизни Великого магистра – две тысячи терхенов, – добавила она.

– Неплохо, – заметил Великий магистр, потирая колено. – На эти деньги можно было бы построить орган в Итерноне. Подведите мне коня, Ольвин.

– Вам помочь, святой отец? – шепнул послушник, готовый поддержать его.

Магистр, не ответив, взлетел в седло и кивнул послушнику на женщину. Анна без возражений позволила подсадить себя, спросив только:

– Куда Вы меня отвезёте?

– В Гедалью.

_ _ _

Вечером остановились в придорожной гостинице. Анне досталась отдельная комната. Женщина чуть не задремала в бадье с горячей водой, с блаженным вздохом вытянулась под одеялом – и через минуту поняла, что не уснёт, пока не проведёт ещё один тест и не облегчит заодно свою совесть.

– Что Вам угодно? – с оттенком удивления спросил Ванор. Он спать и не собирался – удобно расположился в кресле с бумагой на колене, грифелем в левой руке и тяжёлым серебряным кубком – в правой.

– Я должна предупредить, святой отец, что могу Вас скомпрометировать.

Ванор высокомерно заломил бровь.

– Везти с собой женщину, пусть даже в мужском наряде, – не самый тяжкий из моих грехов, тина.

– Не в этом дело. Прошлой ночью я стояла у позорного столба. Я клеймёная ведьма, мессир, и заклеймена как блудившая с дьяволом: знаком двойного эстра.

У Ванора почернели глаза. Он смял в кулаке кубок, отбросил бесформенный ком и встал. «Пожар на торфяном болоте, – обмирая от восторга, подумала Анна. – Огненная бездна под серым мхом».

– Кто? – спросил он, сжимая пальцами горло.

– Народ. Пожар, град, наводнение, народ – явления одного ряда. Они бывают опасны – но заслуживают ли ненависти и мести?

– Это слова женщины, кроткой и нежной. Я узнаю имена всех, кто… Анна! Что с Вами?

Она, заледенев лицом, смотрела на расстёгнутый воротник его куртки, на шею, опоясанную розоватым блестящим следом ошейника.

– А-а, сволочи, – дрожа от ненависти, прошипела она. – Дерьмо, подонки, грязные скоты…

Он вдруг скрипуче захохотал. Анна растерянно хлопнула ресницами.

– Вы изумительны! – Ванор тряхнул рыжей гривой. – Какая кротость! Какая нежность! И какая безупречная логика!

В дверь постучали. В щель просунулась голова послушника.

– Великодушно простите, святой отец…

– Доброй ночи, тина, – сказал Ванор и вышел.

Анна подняла упавший с его колен лист бумаги.

«Ависма вана конмио эн со?й».

«Вселенная» в женском роде вместо мужского. Да он делает с языком, что вздумается! Как перевести здесь «рой»: изорванная, сломанная, мёртвая?… Вместо «ты» – «тэ» стоит «эли» – тоже «ты», но так обращаются только к Богу…