Диалоги о ксенофилии (СИ)

– Да, сир. И Ваноры, и Уэрфалисы ведут свой род от Гаронхо Великого.

– Я рад, что Вы это помните. Мы с Вами связаны незримыми, но прочными узами, как и все наши предки. Недаром сир Алонзо VIII, да пребудет его душа в вечном блаженстве у престола Господня, поручил именно Маргрину Ванору Альтренскому во главе брачного посольства привезти из Чинеаддима мою августейшую мать, королеву Лауру, – сказал король в пику всем, кто, насторожив уши, прислушивался к их негромкой беседе. – И Ваш отец с честью исполнил эту почётную миссию.

– Сколь бы ни были велики заблуждения моего отца, верность государю он сохранил до конца своих дней и оставил мне как драгоценнейшее наследство, кое я стремлюсь приумножить по мере моих сил и способностей, – ответил Ванор с видом, таким наивным и безмятежным, словно никакие слухи не связывали имя его отца с именем королевы Лауры и словно не на его гербе был начертан девиз «Бэрум бэранор дий суо Ванор» 19.

– А вот о прочем наследстве Вы печётесь не столь усердно, – с ласковой укоризной сказал король. – Я слышал, что Ваше родовое гнездо пришло в упадок и запустение. Вы давно не бывали в Альтрене?

– Мирские дела мало меня занимают.

– Напрасно. Ведь этот мир создан Господом во славу Его. Хватит ли Вам времени до дня Вознесения Аннаис подготовить Альтрен настолько, чтобы он был достоин принять короля?

– Ради такого бесценного дара, как визит государя, я готов возвести новый Альтрен.

– Так ждите меня в Альтрене через два месяца20. Прошу Вас не отказывать мне в третий раз, святой отец, – шутливо заключил король.

_ _ _

– Я поражён, – сказал командор Легиадонский после приёма, вернувшись в отведённые эрмедоритам покои Морханаиса21. – Как государь благоволит Вам!

– Да, – Великий магистр опустился в кресло у очага. – Такие прочувствованные речи произносят только над гробом.

– Итак, Вы покинете нас и из Эстуэро направитесь в Альтрен?

– Отнюдь.

– Но король…

– Королю – моё почтение, – проворчал Ванор, снимая золотое колесо.

– Вы пренебрежёте его предупреждением?

– Я никогда не пренебрегаю предупреждениями, брат мой.

– И всё же поедете, как и намеревались, в Ориаро?

– Нет. А-а, вот и Ольвин. Что Вы узнали?

Юный послушник сбросил плащ, надетый клетчатой подкладкой наверх.

– У неё нет родственников в Эстуэро, святой отец.

– Так я и думал.

– Она весь день ходила по городу. Была на рынке, в балаганчике, в бане, в нотной лавке и в церкви святой Даны. Потом сняла комнату до конца Клеро Дуодиес у Инес Клавихо, вдовы виноторговца, в переулке Сед-Люмбре, что возле Медной улицы.

– Спасибо, Ольвин. Вы ужинали?

– Да, святой отец.

– Эта брайлантка отнюдь не блещет красотой, – осторожно заметил командор. – Сравнить её хотя бы с моей Цинтией… Я уж не говорю о камер-фрейлине – её заслуженно прозвали жемчужиной Морханаиса, и как она смотрит на Вас! Но даже эта, как её, ну, девчонка, что носит Вам зелень и булочки, и та смазливее.

– Какой клинок Вы предпочтёте, чтобы вернее поразить сердце? – рассеянно отозвался магистр, вороша угли в очаге. – Тусклый древний ракурай, разрезающий волос на лету и рассекающий гранит? Или рыхлую поделку придворного ювелира, изукрашенную бриллиантами?

Командор долго молчал. Наконец, его осенило:

– Неужели Вы её в чём-то подозреваете?

– Утром к ней пристал гвардеец, – подал голос послушник, видя, что магистр не собирается отвечать. – Она его отключила. Взглядом.

– Ступайте спать, сын мой, – мягко посоветовал магистр.

– Так-та-ак, – пробормотал командор.

Ванор искоса глянул на него.

– Я тоже умею это. И Вы. Не обвинить ли нам в колдовстве друг друга, брат мой?

_ _ _

Старушка попалась что надо. Весь вечер, утешая молодую вдову, тина Инес потчевала Анну топлёным молоком, вареньем, пирожками и бесконечным рассказом, в котором прихотливо перемешались муж, умерший от профессионального заболевания – алкоголизма, коронация покойного Алонзо VIII, мерзавка-соседка, перечень знатных гостей, прибывших на коронацию Сантио II, с подробностями их личной жизни, сын-моряк, новые чанджерские ткани в лавке тино Цэриля, рецепт торта, наряд герцогини Ламбердийской, родной Сорид, где хозяйка не была со дня свадьбы, и сама свадьба… Анна старательно кивала с выражением участливого внимания, слушала же в пол-уха. Она знала, что её тренированный мозг сам зафиксирует всю мало-мальски ценную информацию, перетасует, систематизирует, упакует и вспомнит, когда Анна сядет составлять отчёт о наблюдениях на Теллуре.

Поздним вечером, в торжественном льдистом полусвете не тонущего за горизонт солнца, Анна, стараясь не расплескать из ушей молоко, добралась, наконец, до постели – к счастью, чистой и без клопов.

– Они меня доконают, – уютно свернувшись под вязаным одеялом, пожаловалась она дышащему серому шарику. – Мне уже осточертело слышать о Ваноре! Весь вечер! Господи! Он продал голос дьяволу за умение слышать чужие мысли, а порыжел от того, что пьёт кровь некрещёных22 младенцев… Чтоб вам не дождать, анацефалы.

Она спрятала лаатти под подушку и блаженно уснула, не обращая внимания на адский городской шум и не задумываясь, почему её хвалёный тренированный мозг из долгой и разнообразной болтовни тины Инес воспринял, впитал и запомнил только Ванора.

_ _ _

На первый день Клеро Дуодиес, день коронации, у неё были богатейшие планы. Светлое Двенадцатидневье – лучшее время теллурийского айюншианского года. Непрерывный праздник, время ряженых, ночных костров, гирлянд из омелы и тиса, жареной поросятины, тортов с меренгами и мороженым, подарков и пышных литургий… Время мира и всепрощения – недаром все важные сделки, браки и даже вот коронации стараются приурочить к этим двенадцати дням.

За ночь улицы Эстуэро успели украситься. Повсюду флаги королевских цветов – белого и зелёного, изображения ареньольских ирисов, вертикальные ленты на домах с каллиграфически выписанными именами Сантио II и его супруги, королевы Кливии, и колоссальные раскрашенные фигуры из папье-маше и соломы: бесы, звери, марны-джаннаиты – их сожгут в ночь Нового Года, когда Даис Аннаис явилась на грешную землю.

Всё население столицы валило к улице святого Брайта: по ней должен был проехать королевский кортеж от Морханаиса к кафедральному собору и обратно. И Анна устремилась туда. Но наткнулась на книжную лавку.

– Тина, разве Вы не пойдёте смотреть на кортеж государя? – стражу23 спустя спросил хозяин.

– Вы хотите закрыть лавку? – виновато промолвила Анна.

– Я ещё помню предыдущий, когда короновался Алонзо Толстый, – улыбнулся хозяин. – Ах, какие нарядные господа! Какие кареты! Какие лошади! В толпу горстями бросали золотые монеты… Но здесь, – он обвёл глазами обширный полуподвал со стеллажами и столами, – здесь меня окружает общество познатнее и поизысканнее.

– Вы правы, эртино24. Вот Орифыд, – Анна погладила кожаный переплёт. – Ему полторы тысячи лет. Кто из дворян может похвастать столь древним родом и столь прочной славой?

Хозяин растаял.

– Сегодня наверняка никто уже не зайдёт: весь город толпится на улицах. Присядьте вот здесь, дочка, за шкафом, я Вам покажу кое-что, – таинственным шёпотом сказал он, ведя женщину в дальний угол лавки.

Он затерялся в лабиринтах полок и вскоре, вернувшись, благоговейно выложил на стол «Сказки журавля» в переводе на ареньольский.

– Пресвятая Дева! – всплеснула руками Анна. – У кого же хватило смелости и таланта перевести Нар-Рохаша с марнитского, и кто решился напечатать это?

– Вижу, я не ошибся, Вы наша, – просиял старик. – Читайте, не буду Вам мешать.

Анна не стала уточнять, чья она. Разложила на столе «Сказки», травник, теологический трактат и с наслаждением поглощала это ассорти, запивая терпким вином дорийских мелодий из нотного сборника «Новые танцы».

Звякнул дверной колокольчик. Анна узнала Великого магистра эрмедоритов прежде, чем услышала его быстрые неровные шаги. Узнала по пси-ауре.