Диалоги о ксенофилии (СИ)

Некоторое время она озадаченно прислушивалась к себе. Да, она лоцировала! На сто тринадцатом году жизни у неё прорезались эмпатические способности – причём в отношении одного-единственного человека… Нечеловека, одёрнула она себя.

Анна прокралась к углу шкафа и выглянула из своего закутка. Ванор стоял в пол-оборота к ней, листая книгу и сканируя взглядом страницы.

Это изредка бывает с ксенологами на гуманоидных планетах. Нечто вроде «ложного друга переводчика»:обманчиво сходные с человеческими черты внешности и поведения могут заставить забыть о различиях куда более существенных. Издержки ксенофилии – готовности всему миру крикнуть: «Мы с тобой одной крови – ты и я!» Вот и возникает иллюзия, что вся твоя прежняя жизнь была пропитана тоской – но ведь это не так! – из-за того, что ты не могла услаждать свои глаза созерцанием этой угловатой мальчишеской фигуры в тёмно-сером, пушистого затылка, прямого носа и изящно вогнутой линии подбородка и шеи. Нужно просто напомнить себе: «Звезда Грумбриджа, жёлтый карлик в Урсе Майор, расстояние от Солнца двадцать восемь с половиной световых лет, гуманоиды хэйнитской звёздной расы, цивилизация II-III уровня».

Он вздрогнул, обернулся и с улыбкой захлопнул книгу.

– Нашли Вы своих родственников, тина?

Знает, шпион… Она вздёрнула подбородок.

– Нет, святой отец.

Ванор подошёл к ней. Да, он был невысок, особенно для теллурийца: всего на полголовы выше Анны.

– Что Вы намерены делать после праздников? Останетесь здесь или уедете в Брайлант?

– Я вернусь в Брайлант.

– Зачем? – деловито спросил он.

Анна в недоумении подняла брови.

– Что Вам делать в Брайланте? Или у Вас и там… родственники?

Анна молчала с видом оскорблённой невинности.

– Почему бы Вам не поселиться в Гедалье, тина? Вольный город – оазис, где ещё можно дышать. Я дам письмо к мэру Гедальи… Или, может быть, Вы знакомы с Туро Лориосом?

– Да, святой отец, – созналась Анна, решив, что лгать Ванору бессмысленно.

– Что Вы решите, тина? – сухо осведомился он.

Анна подумала минутку, покусывая губу, и не солгала – увильнув, впрочем, и от правды.

– Я люблю свою родину, святой отец.

– Как угодно, – обронил Ванор, отвернувшись.

Солнечный луч из окна запутался в его волосах, и в памяти Анны вдруг вспыхнули строки сонета, посвящённого королеве Лауре, жене Алонзо VIII и матери Сантио II.

– Что с Вами, тина? – удивлённо спросил Ванор, уже взявшись за дверное кольцо.

Она закрыла рот и изобразила глубокий реверанс.

Потоки мёда в солнечных лучах

украли цвет у локонов прекрасных.

Осенний день живёт в твоих очах,

как гром органа, сумрачных и ясных.

Когда Анна выпрямилась, его уже не было. Но в ней – впервые в жизни – осталось его ментальное послевкусие, образ его пси-ауры: Денеб – снежный барс в ледяном ущелье – тальник над рекой.

«Это называется: ушёл по-английски», – думала она, машинально идя к окну. Очень трогательно он обращается с женщиной, которая явно его интересует. Хотелось бы только знать, в каком аспекте… Впрочем, его поведенческие реакции вполне закономерны для существа, написавшего в нежном возрасте восемнадцати земных лет – должно быть, в припадке гордыни:

Благодарю тебя, Амор,

что миновал меня твой дар:

смятенье чувств, любви угар

и женских чар лукавый вздор.

Благодарю, что до сих пор

свободен сердцем и рассудком.

Да, плоть на развлеченья падка,

но до чего же это гадко

(и очень вредно для желудка) -

не пить, не есть, не спать по суткам;

шутом восторженно-понурым

вздыхать, из сира ставши сирым,

поставить меж собой и миром

и звать кумиром, на смех курам,

подобную всем прочим дурам;

перед тряпичной куклой пасть,

забыв достоинство и честь,

свободе рабство предпочесть,

отдать себя в чужую власть.

Не извинит холопства страсть.

Анна остановилась у окна. Ванор стоял с другой стороны, у крыльца, между дверью и окном, прислонившись к стене и закрыв лицо руками.

_ _ _

– Он охотно согласился?

– Кто же не согласится за две тысячи терхенов?

– Вы не боитесь, что он исчезнет с деньгами?

– Оплата потом. Я дал ему только аванс.

– Какой?

– Аметистовый нож и алмазный наконечник стрелы с тремя именами Бога.

– Ах, вот как…

– Я не верю во все эти россказни, будто он заговорён от металла. У него всё тело в шрамах от ран. Но…

– Но ни одна из них не оказалась для него смертельной, не так ли? Вы правы, мессир. Нужно предусмотреть всё, когда имеешь дело с колдуном и сыном колдуна. А как этот парень сможет подойти к нему?

– Парень – эрмедорит.

– Дельно. Так у него, вероятно, есть и какие-то личные счёты?

– Наверняка, мессир. Я думаю, мы можем быть уверены в исходе.

– Когда сражаешься с таким противником, ни в чём нельзя быть уверенным. Нам не понять, о чём думает этот рыжий дьявол. Ведь мы уже были уверены, что он поедет в Альтрен, а не в Ориаро. Он же…

Анна прислушивалась, совсем засунув голову в очаг. Но в дымоходе вместо едва различимых голосов послышалось гудение: соседи разожгли огонь.

Она села на пол, забыв, что собиралась сделать то же самое. Отфыркалась, отчихалась, оттёрла сажу. Покрутила чёрный кабошон в перстне фона, вызывая Суюмбике. Фон долго молчал – видно, у Суюмбике не было возможности ответить. Потом разразился какофонией шагов, голосов и музыки.

– Я иду к тебе, – сказала Анна.

– Жду, – чуть слышно отозвалась Суюмбике.

В наружной галерее Морханаиса Анну встречала камеристка. Девушка оглядела Анну с ног до головы, презрительно хмыкнула, вздёрнув хорошенький носик, провела Анну мимо гвардейского поста в покои камер-фрейлины и исчезла. Камер-фрейлина встревоженно взяла Анну за руки:

– Что с тобой?

– Со мной всё в порядке.

– Ты стала совсем другой!…

– Бике, мне нужно скорее попасть к Великому магистру.

– К которому? Двое из них уже уехали: Псов Господних и Святого Духа.

У Анны опустились плечи.

– Ладно… Тогда дай мне, пожалуйста, гравитр.

– Ася, да что случилось?

– Видишь ли, – очень рассудительно сказала Анна, – я подслушала через дымоход, что к Ванору послали наёмного убийцу.

– Кто?

– Этот невежа мне не представился.

– Хм… Ну хорошо, я сообщу…

Анна замотала головой, рассыпая шпильки из волос.

– Нет, его шлёпнут в пути. Я хочу предупредить его.

– Ты??

– Мне он поверит. Кроме того, он оказал мне услугу – правда, непрошеную…

– Вот-вот. И через восемь дней за тобой и стажёрами придёт бот. Ты хоть это ещё помнишь?

– Даже до Эрмедора отсюда – как от Киева до Одессы. С гравитром я вернусь послезавтра.

– Ты не вернёшься, – тихо произнесла Суюмбике.

– Бике, милая, ну что мне может угрожать?

– Ты уедешь с ним.

Анна изумлённо рассмеялась. Жемчужина Морханаиса печально глядела на неё сверху вниз огромными чёрными очами.

– Ты не в себе, Ася. Ты уедешь с ним.

– И оставлю «Веспер» без кормчего, – ехидно сказала Анна. – И поселюсь в замке без душа и терминала, и стану наложницей монаха, и в конце концов за нарушение целибата нас с ним привяжут к позорному столбу и побьют камнями.

– Нет, этого он не допустит; с ним ты будешь в безопасности, но…

– Я не буду с ним. Он меня не звал.

– …Но ты знаешь, что по городу ползут слухи о женщине, которую Рыжий магистр привёз из леса? О ведьме, убивающей взглядом?

– Как!… Я засветилась?! – пролепетала Анна.

– Из-за него. Будь предельно осторожна и осмотрительна, – уговаривала Суюмбике, обнимая её.

– Ой, ганьба-а… – бормотала Анна.