Ностальгия

ить, не потеряв, догоняет машину и борясь с ветром, протягивает запотевшую бутылку. Мы все завистливо смотрим на нее, во рту у нас собаки нагадили, вода в наших флягах — теплые подсоленые помои, ни у кого мелочи нет, только бумажные деньги, и остановиться нельзя — идем в колонне. Самый догадливый — Нгава, машет купюрой, привлекая внимание разносчика, сует купюру в пачку из-под сигарет, для веса добавляет сломанную зубную щетку, швыряет пачку на обочину. Паренек падает на добычу коршуном, опережая стайку крикливых малолетних бездельников, сует обе руки в термос, достает две бутылки, мы подхватываем их, Нгава счастлив, он открывает пыльное стекло шлема, разом опорожняет половину стекляшки, вторую сует кому-то за спину, пацан дожидается следующей машины и снова мелочь летит с бортов яркими брызгами. И вдруг пацанчик словно устает от своей работы, он стягивает ремень с грязной худой шеи и бросает ящик на дорогу, прямо под наползающую зеленую тушу. Бежит в толпу, мелькая пятками, работая локтями, расталкивает зевак. “БА-БА-М-М” — “Томми” взвода разведки, что идет за нами, подбрасывает вверх чудовищным взрывом, он перевернутой черепахой падает на башню, всмятку давя разбросанные тела. Метла из стальных щеток проходит по нашей машине, сдувает всех с брони, мы катимся по обочинам, словно сбитые кегли, нашу коробочку заносит, она тяжело врезается в дом напротив, гудит натужно, пытаясь подняться, выпускает гусеницы и взревывая, крушит стену. Суматоха поднимается неимоверная, колонна распадается, “Томми” выбрасывают гусеницы, становятся елочкой, ворочают башнями, беря дома на прицел, пузыри силовых полей один за одним вспыхивают над ними, морпехи сыплются с брони, в голове гудит от взрыва, звуки доносятся едва-едва, автодоктор рад-радешенек, ширяет спину, определив стресс, оглушенные, мы ворочаемся в пыли, подбирая свои стволы, половина рынка раскидано в хлам, яблоки и бананы безжалостно давятся разбегающимися в страхе людьми, и вдруг — “та-та-та-та-та” — Крамер, шатаясь как пьяный, от бедра проходит по мешанине людей и ящиков длинной очередью. И снова — “та-та-та-та-та”, он идет вперед, поливая перед собой огнем, брызги недогоревших донцев фонтаном из-за плеча, кто-то приходит в себя — “Хлоп” — летит граната из подствольника, и еще, плазменные разрывы раскидывают хлипкие деревяшки, пламя катит вокруг стеной, с гулом пожирая сухое дерево, и вот уже сплошной треск М160 и щепки летят во все стороны и живых уже не видно, самые догадливые лежат под мертвыми и под обломками лавчонок, и не дышат, а потом Рыжий вкатывается гусеницами, как слон в посудную лавку, лужи фруктового сока пополам с красным растекаются из-под траков и Топтун, перепуганный до усрачки, давит на гашетку минигана и ливень свинца превращает всю улицу напротив в фонтан горящих щепок.

— Рыжий, стоп! — ору я, — Назад! В строй! Прекратить огонь! Рассредоточиться! Прекратить огонь! Крамер, твою мать, ко мне! Прекратить!

“Томми” тяжело выбирается на дорогу кормой вперед. Топтун нервно крутит башней.