Братья по оружию. Танец отражений. Память

– Как тебя зовут? – спросила она.

Подсознательный ужас – словно черная пропасть. Дыхание панически участилось. Воздуха не хватало. Он не мог ответить на этот вопрос! С губ сорвались еле слышные нечленораздельные звуки. Он не знал ни кто он, ни откуда у него такой огромный груз боли. Но незнание пугало гораздо сильнее, чем боль.

Молодой человек в бледно-голубом халате хмыкнул:

– Похоже, я выиграю пари. У него в черепушке сплошные короткие замыкания.

Женщина досадливо поморщилась:

– Пациенты не выходят из криостаза, как обед из микроволновой печки. Лечения требуется не меньше, чем если бы ранение не убило его. А даже больше. Я только через несколько дней смогу оценить состояние центральной нервной системы.

Но все равно она отколола от ворота что-то сверкающее и острое и, прикасаясь этим чем-то к нему, наблюдала за показаниями монитора. Его правая рука дернулась от укола, и женщина улыбнулась.

Ему хотелось говорить. Хотелось сказать этому типу в голубом, чтобы тот катился вместе со своим пари в блокированный п-в-туннель. Но изо рта вырвалось только глухое шипение. Его затрясло от злости. Он должен выкарабкаться или умереть. Это он знал точно. Быть лучшим – или быть уничтоженным.

Медики удалились. Движимый безотчетным страхом, он попытался сделать в постели статические упражнения. Ему удалось пошевелить только правой рукой. Датчики отметили его метания. Вернулся юнец и дал успокоительное. Когда вокруг снова стала смыкаться тьма, ему захотелось взвыть. Потом ему снились омерзительные сны. Он был бы рад любому содержанию, но, проснувшись, помнил только омерзение.

Время тянулось мучительно долго. Наконец вернулась врач. Покормить его. Кажется.

Нажав кнопку, чтобы приподнять изголовье, она приветливо сказала:

– Давай-ка, друг мой, испытаем твой новый желудок. Шестьдесят миллилитров раствора глюкозы – сладкая водичка. Так сказать, первая еда в твоей жизни. Интересно, у тебя уже восстановилась мускульная деятельность, чтобы пить через трубочку?

Она вылила ему на губы несколько капель. Сосать и глотать – ничего более примитивного и не придумаешь. Вот только он не смог выпить все.

– Ничего, – весело щебетала врач, – понимаешь, у тебя еще не до конца вырос желудок. И сердце с легкими тоже. Лилли торопила нас с твоим пробуждением. Все пересаженные органы пока малы для твоего тела. Значит, им придется усиленно работать, и растут они не так быстро, как в пробирке. Ты еще довольно долго будешь задыхаться. Но зато их легче было пересаживать. Больше места для рук – это я оценила.

Он не мог понять, обращается ли она к нему, или говорит сама с собой, как одинокий человек, у которого есть домашнее животное. Убрав чашку, она принесла тазик, губку, полотенца и принялась его мыть, участок за участком. Почему хирург ухаживает за больным? «Д-р В. Дюрона» – значилось на кармашке зеленого хирургического костюма. Но, похоже, она одновременно вела нейрофизиологическое обследование. Проверяет результаты своей работы?

– Понимаешь, ты – настоящая загадка. Тебя прислали по почте, в ящике. Ворон утверждает, что ты слишком мал, чтобы быть солдатом, но я извлекла много осколков брони и кусочков противонейробластерной сети. А еще – сорок шесть осколков гранаты. Так что можно не сомневаться – ты не случайный свидетель. Кем бы ты ни был, та иглограната предназначалась именно тебе. К сожалению, на посылке не написали твое имя. – Женщина вздохнула. – Кто же ты?

Она не стала дожидаться ответа – к счастью. Усилия, которых потребовало глотание сладкой водички, совершенно вымотали его. Не менее важным вопросом было, где он находится, и его раздосадовало, что она, явно зная ответ, ничего не сказала. Эта палата… стандартная больничная палата. Без окон. Но на планете, а не на корабле.

«Откуда я это знаю?» При попытке сосредоточиться расплывчатое видение корабля мгновенно рассыпалось. Что за корабль? И если уж на то пошло, что за планета?

Тут должно быть окно. Большое окно, а за окном – город в дымке. Город рассекает быстрая река. И люди. Тут обязательно должны находиться люди, которых ему не хватает, хоть он и не в состоянии вспомнить, как они выглядят. Эта смесь привычного и незнакомого ужасно мучительна.

Губка была ледяная и очень жесткая. Но все равно приятно избавиться от этой жижи, не говоря уже об отвратительных струпьях, прилипших к ней, – совсем как ящерица, которая меняет кожу. Новая кожа выглядела совсем тонкой.

Женщина намазала ему лицо депиллятором – слишком густо, так что ужасно щипало щеки. Да, кажется, это ощущение даже приятное. Немного успокоившись, он почувствовал удовольствие от ее ухода, пусть даже чересчур интимного. По крайней мере эта женщина вернула ему достоинство чистого тела. И она не похожа на врага. Скорее – на союзницу. Женщина сняла с его лица крем, щетину и немало кожи. Она даже причесала его. Одно жаль – волосы вываливались просто клочьями.

– Ну вот, – удовлетворенно проговорила врач, поднося ему большое зеркало. – Тебе знаком этот молодой человек?

Она наблюдала за ним – видимо, проверяла, фокусируется ли взгляд.

«Это я?.. Ну… Наверное, привыкнуть можно». Скелет и череп, обтянутые покрасневшей кожей. Заострившиеся черты лица… Серые глаза с красными, как после хорошей попойки белками. Темные волосы с проплешинами, словно от стригущего лишая. Если честно, он надеялся увидеть что-то более приличное.

Он попытался задать вопрос. Губы зашевелились, но речь, как и сны, получилась совершенно бессвязной. Он не смог даже чертыхнуться, отчего выругаться захотелось еще сильнее. В конце концов он издал какое-то булькающее рычание. Женщина поспешно убрала зеркало и встревоженно посмотрела на него.

Спокойно. Если он станет метаться, они опять вкатят снотворное, а это ни к чему. Он лег, бессильно задыхаясь. Женщина снова опустила изголовье кровати, притушила свет и собралась уходить. Ему удалось застонать. Подействовало – она вернулась.

– Лилли назвала твою криокамеру шкатулкой Пандоры, – задумчиво пробормотала она, – но мне она представилась хрустальным гробом заколдованного рыцаря. Как бы мне хотелось разбудить тебя поцелуем.

Женщина склонилась над ним, полузакрыв глаза, и прижалась губами к его губам. Он замер, наслаждаясь и тревожась одновременно. Она выпрямилась, посмотрела на него и вздохнула:

– Не похоже, чтобы получилось. Наверное, я просто не та принцесса.

«У вас очень странный вкус, миледи, – ошеломленно подумал он. – На мое счастье».

Впервые мелькнула какая-то надежда. Он лежал тихо, позволив ей уйти. Прежде он либо терял сознание, либо ему вводили успокоительное. На этот раз сон пришел естественно, сам по себе. Не то чтобы он обрадовался: «Вдруг я умру, так и не проснувшись?» – но сон нужен был его телу и позволил забыть о боли.

Постепенно он овладел левой рукой. Потом заставил дергаться правую ногу. Его прекрасная дама принесла еще сладкой водички, но сладких поцелуев на десерт больше не последовало. К тому моменту, как он начал шевелить левой ногой, она явилась снова, но на этот раз произошло что-то ужасно нехорошее.

Доктор Дюрона, казалось, постарела лет на десять и стала холодной. Как лед. Расчесанные на прямой пробор волосы были коротко острижены и в темных прядях блестела седина. Прикоснувшиеся к его телу руки, которые помогли ему сесть, были сухие, холодные, суровые. Совсем неласковые.

«Я попал в искривление времени. Нет, меня снова заморозили. Нет, я просто слишком долго не прихожу в норму, и она обозлилась. Нет…»

От смятения у него перехватило дыхание. Он только что потерял лучшего друга и не понимал почему.

Она очень профессионально растерла ему ноги, надела на него просторную больничную рубаху и заставила встать. Он чуть не лишился чувств. Женщина уложила его в постель и ушла.

В следующий раз она снова поменяла прическу. Волосы отросли и были аккуратно стянуты сзади серебряным кольцом. Хвост был прочерчен широкими полосами седины. Он готов был поклясться, что она постарела еще на десять лет. «Что со мной происходит?» Она держалась не слишком сурово, но все же не столь непринужденно, как вначале. Женщина провела его по комнате туда и обратно, и он так измучился, что сразу же заснул.