Оккупация

Вновь запели трубы, на арену выскочил местный обслуживающий персонал. С проворством опытных уборщиков они подхватили тела лежащих, поволокли вон. Еще один раб с корзиной в руках принялся рассыпать свеженький песок, маскируя редкие пятна крови. Работы ему, впрочем, почти не было, и он скоренько убрался вслед за носильщиками.

— А вот и наши главные соперники, — проговорил Салудин. Он сказал это совсем негромко, но трое его товарищей прекрасно услышали сказанное. В дальнем конце арены действительно распахнулись небольшие воротца, и через них величавой поступью вышли обряженные в доспехи воины — четверо храбрецов, на которых, видно, и ставила местная знать. Наверняка, мастера из лучшего списка, успевшие за свою жизнь положить немало людишек. Словом, партитура намечалась простейшая, каковую легко было предсказать с самого начала. Наверняка, против них могли выставить и десяток бойцов, но зачем? Во-первых, все равно силы и опыт неравные, а во-вторых, публика жаждет видеть героев, а герой — на то и герой, чтобы сохранять хотя бы видимость правил.

— Не понял! — возмутился Танкист. — А почему у них за спиной луки со стрелами? Эй, Салудин! Это за номера, в натуре!

— Помолчи, он-то тут причем?… — Шматов успокаивающе положил ладонь на костлявое плечо бывшего зека. Покосившись в сторону дайка, вполголоса поинтересовался: — Это шерхи?

Салудин тревожно кивнул.

— Все до единого. Судя по всему, очень сильные.

— Сильнее тебя?

— Намного.

— Плохо дело, — вздохнул Миронов.

— Ерунда! — беспечно фыркнул Танкист. — Главное, чтобы ваш Вадик не заснул. Я, конечно, не прозорливый Цельсух, но печенкой чую, что умирать нам сегодня не придется.

— Не говори «гоп»! — машинально буркнул Миронов и глазами обвел ряды зрительских лиц. Увы, разглядеть среди этой пестрой мешанины Вадика Дымова представлялось делом нереальным. Впрочем, в этом не было и необходимости. О своем присутствии Дымов без того дал им знать самым убедительным образом. Хотелось верить, что у экстрасенса все получится и на этот раз…

Бомба рванула в самой гуще пикирующих ящеров — все равно как граната провокатора в толпе демонстрантов. Правда, эта «гранатка» по мощности была раз в «цать» сильнее. Клин ахназавров немедленно раскололся, вниз посыпались ошметки изуродованных тел. Будь эти звери обычными, они немедленно бросились бы врассыпную, но жуткий взрыв ничуть не смутил крылатых рептилий. Стремительно перегруппировавшись, они повторно устремились в атаку, и снова в груди Дымова слезно заныли неугомонные скрипки. Струнная, сочиненная давно умершим композитором тоска, никак не желала умирать вместе со своим творцом. Собственно, это и отличало искусство от прочих профессий. Как знать (а мысленно Вадим готов был с этим согласиться), возможно, помимо искусства на планете Земля не существовало вообще ничего иного. Хлебопеки и землепашцы, ученые и врачи, портные и военные — все представляли собой единую службу сервиса, так или иначе обслуживающую сонм художников, снабжающую последних тканями и пищей, сюжетами и эмоциями. Вероятно, в этом тоже крылась своя суровая правда. Тот же мужчина, дабы не умереть целиком , спешит окропить семенем женщину, и нечто подобное смутно ощущает прочее человечество. Понимая, что тлению подвержено все на свете, оно поддерживает искусство на плаву, не слишком закармливая, но и не давая умереть голодной смертью… Впрочем, обо всем этом думать было сейчас совершенно некогда, так как по склону пирамиды продолжала стекать пузырящаяся лава, а с высоты шел очередной вал крылатых хищников.

— Ходу! — рявкнул Дымов и, ухватив англичанина за рукав, устремился вглубь вертлявых улочек Гарлаха. Невидимая корона привычно развернула над головой подобие щита, панорамное зрение безостановочно сканировало пространство. Между тем, ситуация еще более ухудшилась. Земля под ногами дрогнула от толчка, и пирамида с грохотом выбросила в небо сноп раскаленных обломков. Два или три из них размеров в человеческую голову немедленно испытали на прочность «щит» Дымова. Экран выдержал, заставив раскаленные камни упруго отскочить в сторону. Впрочем, этих гостинцев Вадим не боялся, — куда больше его страшило то неведомое, что хозяева пирамиды припасли им на десерт.

— Они снова атакуют! — задыхаясь, выкрикнул Бартон. По лицу его градом струился пот, из груди рвалось свистящее дыхание. Бегун он был никакой, и Дымову вновь пришлось впрыснуть в кровь англичанина дозу энергетической закваски. К подобным вещам он старался прибегать крайне редко, зато и эффект сказывался моментально. Спутник его немедленно ожил, а худющие ноги британского резидента перестали заплетаться.

Что касается атаки, то и без Бартона было ясно, что дело пахнет керосином. Уцелевшие ахназавры уже не просто атаковали, они выпускали когти, стремительно настигая беглецов. Юркнув за останки какого-то здания, Вадим заставил англичанина распластаться на земле и властным движением вскинул перед собой ладони. В груди, коленях и чреслах немедленно вскипела исподняя сила — та самая, что живет в любом человеке, но высвобождать которую способны лишь самые лучшие из сенсэев. Впрочем, и те, зная, сколь опасна и неуправляема означенная материя, предпочитают обходится физиологическими приемами, привлекая себе в помощь инерцию, скорость и примитивное устрашение. В свое время Дымов даже лечил одного мастера, который, защищаясь от ночных грабителей, не рассчитал мысленного посыла и попросту сжег свой лучезапястный сустав. Так пережигает иная молния чересчур тонкий заземляющий провод. Во всяком случае, сустав и уничтоженные хрящевые ткани Вадиму пришлось восстанавливать практически заново. Еще хорошо, что человек сам вовремя понял, что могла натворить его энергия, — потому и отвел ладонь в сторону. Хулиганье, разумеется, разбежалось, а вот кирпичная стена, к которой была обращена ладонь мастера, попросту взорвалась. В милицейском протоколе впоследствии определили повреждение, как след взрыва противопехотной мины… Как бы то ни было, но миг был опасный, и, практически не целясь, Дымов выпустил в пикирующих ящеров трескучий разряд. Точнее — треск сопровождал лишь рождение молнии, — сама же молния, ринувшись плазменной струей вслед за ветвистым ищущим язычком, полыхнула с положенным грохотом.