Невозвращенцы (СИ)

Обычное оружие в руках обычного человека не способно причинить вреда берсерку, но этом случае что-то одно, или оба, из списка оказалось далеко от обычности. Боль была страшная. Удар срезал с ребер широкий пласт кожи вместе с мясом и с противным звуком проехался по кости. Опомнившись и терпя боль Александр, пока меч противника все еще находился на излете удара вниз, сделал длинный шаг вперед и со всей яростью ударил противника головой. Хруст шеи врага подтвердил, что с ним покончено, но и Александру пришлось выйти из боя, оставив своим дружинникам остальных охранников.

Они полегли все, на с собой забрали почти четыре десятка хирдманов. Четыре десятка!!!

— Хорошо, что барон просидел в своей башне тихо, не вылез, — сказал Соти, вытрая с лица пот и брызги крови.

— Арр-ррр-аа! — это хотел подтвердить его слова Александр, но из его рта все еще вырывалось только рычание.

— Я думаю, теперь нам не взять башню. Слишком много потеряли…

— Да, — хмуро ответил Соти.

— Но и добыча просто сказочная.

— Это да, — уже с улыбкой ответил Соти.

— Надо справить тризну по своим воинам и отправляться отсюда.

— Что ж, так и сделаем, — согласился Соти, а все еще не умеющий говорить Аскель согласно мотнул головой.

На тризну собрали всех воинов, оставшихся в живых, а так же всех местных крестьян. Но последние этому не были рады. По поверью северян, каждый убитый им, после смерти навсегда оставался его рабом и служил ему в посмертии. Такие огромные потери, а всего погибло за время штурма около пятидесяти человек, требовали больших проводов. Прямо во дворе замка, из всех собранных с деревни и замка дров, которые притащили новые трелли, был сооружен огромный погребальный костер. На этот костер уложили всех погибших, при этом в руки им дали их собственное оружие — чтобы в небесных битвах им было чем сражаться, одели в доспехи — чтобы в дружине Одина их не считали за младших. Каждый викинг взял у своего мертвого друга что-то для себя лично, на память. После этого к костру подводили пленников и перерезали им глотки, чтобы боги точно пропустили храбрых воинов со стадом рабов в посмертие. Маленьких детей привязали к костру живыми. Александра, пытавшегося прекратить это, опять не поняли. Единственное, что ему удалось сделать, это в строгом порядке приказать своей дружине их долю крестьянских детей отпустить. (Уже много после, Соти мягко укорил Александра за излишнюю жестокость. И видя непонимание последнего разъяснил ему, что этим детям все равно не выжить — ведь семьи их мертвы, местный барон не будет заботиться о них, возни слишком много. Вместо этого он либо даст им просто помереть от голода, либо предпочтет продать их римлянам или Ганзе, которая распродаст маленьких детей по гаремам в Орду, там таких очень любят. «Уж лучше им быстро умереть, чем всю жизнь влачить такое позорное существование» — закончил промывку мозгов Соти.)

После этого вся дружина пила вкруговую, при этом каждый отпивал глоток и рассказывал, каким храбрым был такой-то воин, сколько он убил за свою жизнь и каких именитых воинов сделал своим вечным рабом. Каждый такой «тост» должен был заканчиваться веселым смехом, даже если у говорившего от слез сжимало горло. На тризне нельзя горевать, надо чтобы души погибших уходили в другой мир легко и свободно, не тяготясь слезами друзей и родных.

Уходя викинги подожгли погребальный костер и все что могло гореть на крепостном дворе.

Добыча, которую оценивали и делили на маленьком необитаемом островке, оказалась немыслимой. О таком даже старики не рассказывали сказок. В тех телегах, под видом чугунных горшков лежало почти 42 стоуна [80] золота. Это было неимоверно. Немыслимо. Когда это число сообщили при дележке, то громкие и радостные крики не утихали еще около часа, а каждый хирдман норовил подойти и покрепче обнять или посильнее, от полноты чувств, ткнуть Александра кулаком.

Александр думал что не обернувшись, ему этой дележки не пережить и к концу часа был готов опять кусать до крови губу.

Одна только половина доли золотом, доставшая каждому Йофриду, превышала почти втрое всю долю ярла Соти за прошлый год. А ведь помимо этого викинги основательно ободрали замковый двор и три деревни, а еще же была ладья, которая простояла спрятанной в небольшом заливчике, пока викинги геройствовали. После нескольких часов ора было решено идти на восход, там на Торжке продать всю крупную ненужную добычу, включая ладью и лишний металл. Там же следовало закупить все требуемое для долгой и приятной зимовки, много дров и различной пищи, ткани, подарки своим детям и женам, Йфриды собирались скинуться и из своей добычи заказать себе драккар и купить много оружия, дел было много у всех. Да и просто повеселиться, попив отличного привозного вина, или мало ли как — на Торжке это тоже было можно… Ведь когда карманах золото, границы мира раздвигаются вдаль, далеко за горизонт!

О том, откуда в нищем баронском замке на крайнем севере Вольных Баронств взялось такое количество золота, кому оно принадлежало и кому предназначалось никто не задумался.

— …КТО?!!!! КТО ПОСМЕЛ ЭТО СДЕЛАТЬ?!!! — бушевал Торольв Хильдирсон, великий воин и глава клана Бьярнарсонар. Как нашкодившего кутенка он тряс немаленького ростом и весом барона Аларейкса, схватив того руками за шею и перекрыв доступ воздуха. Тихие всхлипы, вырывавшиеся из горла бедного барона, явно не имели никакого отношения к чьему-либо имени…

…Ярл Торольв Хильдисон стал главой клана пятнадцать лет назад, вслед за своим отцом. Был молодой ярл высок, по медвежьи силен — боролся с не менее чем двумя противниками, и красив настолько, что редкая девушка или женщина могла смотреть на него без томного вздоха. Ему прочили такую же долгую и неспокойную, полную удачных набегов, жизнь, как и его отцу. Но в отличие от отца, обычного ярла каких еще тридцать два человека, у Торольва была мечта, сделаться королем, повелителем всех остальных ярлов. Он предпринял несколько успешных, и пару провальных, попыток укрепить положение своего клана. А потом его усилия заметили ромеи, и прислали своего эмиссара. В обмен на лояльное отношение к Риму новой северной державы ему обещали помощь золотом и услугами, а также советами.

С тех пор проколов не стало, и все действия были удачными. Например, когда наказывали клан Йофрид, то именно дружины Бьярнарсонар по мудрым приказам своего главы собрали самую большую добычу. В прошлом году именно с подачи Бьярнарсонар (ну и ромейского золота тоже) собрался Великий Викинг. Именно правильное командование выбранного конунгом Торольва привело к тому, что его дружина не потеряла ни одного человека, чего нельзя было сказать о других родах. Римляне заплатили тогда 10 талантов золотом, которое было поровну разделено между всеми участвовавшими воинами. Но золото золотом, а дружины у них стали меньше на многих опытных воинов.

Уже сейчас, благодаря действиям Торольва, род Бьярнарсонар стал заметно сильнее всех остальных трех старших родов. В его дружинах было пять ульфхендаров, а во всех остальных вместе взятых — всего четыре. На высоком тинге к его словам прислушивались почти все кланы, но ему этого было мало. Пора было сделать следующий шаг. Сделать что-то такое, чтобы они выслушивали не его советы, а его приказы. Для этого Торольв задумал уничтожить какой-нибудь клан.

Советник из ромеев долго думал над его предложением и признал его удачным. Осталось выбрать. Старшие все еще сильны, да и старики ярлы ведут себя покладисто. Уничтожив один из них он не только бы восстановил против себя остальные два, но и низвел бы потерями свой род до состояния младшего. Поэтому лучше всего было уничтожить какой-нибудь младший клан. Причем для устрашения один из самых сильных, а не добить, скажем, тех же почти беззащитных Йофридов.

На роль противника был выбран род Хельгисонар. Древний и почетный род, один из самых сильных младших кланов, да еще в союзе с родом Сигвардсонар. Сильная дружина. Несколько драккаров. Независимые и оппозиционны клану Бьярнарсонар на высоком тинге. На столько независимы, что отказались примкнуть к великому викингу в прошлом году. Сражения обещали быть интересными, Боги порадуются. Ромей даже отсылал гонца к оракулу, и тот ободряюще ответил, что: «видит род Хельгисонар в этом году, в следующем, а на второй год — уже нет».