Сбить на взлете (СИ)

- Удивил! - признался майор, когда мы сели на маленьком поле у штаба. - Ты ведь на нем первый раз летел и сходу почувствовал. Не каждому дано. И ориентируешься на местности совсем неплохо. Без единой подсказки на точку посадки вывел. У нас в полку не все молодые летчики так сумеют, а ты с первого раза.

Ну не буду же я дяде Вите говорить, что изучил по его полетной карте весь район на расстоянии трехсот километров от нашего аэродрома. Дальность полета Як-1 вдвое с мелочью больше, но реальный боевой радиус эти три сотни никак не превышают. Редко когда за полтораста камэ на задания наших пилотов посылают - в случае долгой схватки с истребителями противника бензина до своего аэродрома может не хватить.

Комбинезоны оставили в Утке и пошли при полном параде - майор сегодня даже синие галифе одел и парадную гимнастерку с "вороной" и шевронами. А вот мне пришлось летную пилотку с голубым кантом снять - только начиная с младшего лейтенанта такие положены. Хорошо, у предусмотрительного командира с собой обычная цвета хаки нашлась. В актовом зале школы, где сейчас размещался штаб армии, уже собралось человек тридцать награждаемых. В углу на табуретке устроился хиленький красноармеец с аккордеоном. Ждали долго, но наконец-то нас выстроили в две шеренги по росту, скомандовали "Смирно" и через распахнутую двустворчатую дверь на сцену прошествовала толпа во главе с целым дивизионным комиссаром - толстенный такой дяденька. Большой начальник - буквально на днях решением Политбюро ЦК ВКП(б) в Красной армии опять ввели, точнее - восстановили, институт военных комиссаров. Нынче у них такие же права, как у Красных командиров с соответствующим рангом, если не больше.

Потом был гимн Советского Союза - аккордеонист играл Интернационал откровенно паршиво - длинная якобы воодушевляющая речь дивкомиссара, которую он пробубнил себе под нос, и наконец-то пришло время вручения наград. Что удивило - меня вызвали первым. Старательно отмахивая руками и вытягивая носки сапог, протопал на трибуну, как-то умудрившись не споткнуться на трех ступеньках лестницы. Поздравлял - три раза тьфу через левое плечо - наш командующий армией. Толстяк так и остался сидеть за столом, накрытым пурпурным кумачом, изображая надутую важность. А вот у генерала улыбка была теплая и довольная - сразу видно, что искренне рад за меня. Протянул красную коробочку с толстенной кожаной папкой, потряс руку и, после короткого громкого объявления, за что я награжден, тихо напутствовал:

- Воюй парень! И... спасибо тебе.

Я вначале охренел от его благодарности, но потом все-таки взял себя в руки - ответно отдал честь, четко повернулся кругом через левое плечо, не убирая выпрямленную ладонь от виска, приставил ногу и гаркнул:

- Служу! Советскому! Союзу!

Как отвечать уже был хорошо научен - сначала, когда медаль вручали, ляпнул по старинке "Служу трудовому народу", вызвав многочисленные улыбки. Потом был воентехником второго ранга Кривоносом ткнут носом в "Устав внутренней службы РККА" от тридцать седьмого года. После, когда Елизарыч несколько раз у самолета, а майор Коноваленко перед строем полка объявляли благодарность за отличное изучение материальной части с хорошим своевременным ее обслуживанием и ремонтом, отвечал уже правильно.

Резко опустил руку и прошагал обратно, отмахивая одной правой. Потом уже понял, почему меня вызвали первым - после моего "Красного знамени" вручили четыре "Красных звезды", а потом пошли медали "За отвагу" и "За боевые заслуги".

Затем толпа с трибуны проследовала за пределы зала, и "Вольно. Разойдись" прозвучало освобождением от чего-то пышного и, притом, абсолютно лишнего. Гурьбой кинулись к сдвинутым на край зала столам разглядывать награды и читать грамоты. Красная эмаль на маленьком знамени была яркой - кажется, что светится! Лавровые венки сверкали настоящим золотом, хотя меня уже просветили, что орден из серебряного сплав. А штык винтовки, высовывающейся из под перевернутой звезды, будто вот-вот выскочит и уколет. Грамота в папке из-за излишней аляповатости совершенно не впечатлила - золотистый с бордовым орнамент, отпечатанный в типографии текст с завитушками и каллиграфически крупно вписанные черной тушью мои фамилия, имя, отчество. Еще черная же подпись "дедушки" Калинина - факсимиле? - с жирной фиолетовой печатью.

Тут же какой-то интендант с капитанскими шпалами в петлицах деловито под роспись выдал орденские книжки, а меня еще направил в финчасть, довольно толково объяснив, как туда добраться. В кабинете без лишних разговоров опять потребовали изобразить закорючку, выдали купонную книжку на ежемесячные выплаты и двадцать рублей наличными за кончающийся июль. Что удивительно, купить гособлигации или пожертвовать в какой-нибудь фонд не предложили. Понимающие люди - знают, что сие не ко времени. Да и сумма, увы, не великая.

Вернулся в актовый зал школы в предвкушении обещанного банкета и был извещен о его отмене в связи с занятостью больших начальников - сволочи немцы опять где-то прорвали фронт. Впрочем, всем вручили плотные бумажные пакеты, тщательно перевязанные бечевкой, в которых что-то стеклянно постукивало и чуть булькало. Награжденным медалями поменьше, а новоиспеченным орденоносцам крупнее. Мне так вообще завязанный солдатский вещмешок. От сидора я избавился в пользу майора Коноваленко с требованием дать потом попробовать и вернуть упаковку - хорошие вещмешки были почему-то в дефиците.

В курилке у летного поля дядя Витя угостил казбечиной, дал прикурить, расстегнул мне гимнастерку и маленьким перочинным ножичком точно над клапаном левого кармана аккуратно проковырял дырочку. Орден он тоже самолично прикручивал. Застегнул обратно, с явным удовольствием полюбовался и вздохнул:

- Времена тяжелые, но родители твои, если б увидели, гордились, - еще полюбовался и вполголоса философски добавил: - А может и видят... с того света, - засуетился вдруг: - Дуй к самолету, обряжайся в комбинезон. Я быстро, - всучил мне сидор обратно и убежал в штаб армии.

До "Утки" топал в каком-то тумане, чувствуя царапанье острого винта по коже. Сейчас снять или в полку аккуратно надфилем затупить царапалку? Так ведь до крови пробуравит. Вышел из положения, подложив сложенный носовой платок.

Майор появился минут через десять с еще одним вещмешком. Этот был основательно потрепан, но зато куда весомее набит все тем же стеклянно-булькающим. Назад пришлось лететь во второй кабине, придерживая сидоры на коленях, чтобы упаси боже не задеть ручку управления и поджав ноги подальше от педалей.

Под крыльями медленно проплывал лес. Я, до сих пор находясь в каком-то оцепенении, любовался открывающимися видами, поглядывал на приборы, контролируя маршрут и учась у дяди Вити. После посадки, повинуясь указаниям красноармейца с флажками, повернули не к обычному месту стоянки УТ-2 под маскировочную сеть на высоких шестах, а прямо к расположению стола руководителя полетов. А там меня быстро освободили от сидоров, вытащили из кабины, избавив от шлема с очками-консервами, содрали комбинезон до пояса, повертели, громко восхищаясь новеньким орденом, и начали швырять вверх. Хорошо хоть поймали столько же раз, сколько подкидывали.

Поставили на ноги, и новый комиссар принялся разоряться. Как я понял, он решил митинг организовать по поводу появления в полку, как он выкрикнул "первого орденоносца". Народ немедленно в возмущении зашумел, а начальник штаба майор Гольдштейн вежливо так, за локоток этого придурка в сторону оттащил и весьма обходительно - громко были слышны только матерные выражения - объяснил, что по прибытию на новое место службы не мешало бы для начала поинтересоваться историей нашей воинской части. Ведь формировал полк с нуля подполковник Воскобойников, а у него и "Красная звезда" была, и "Орден Ленина" за Испанию. Инцидент, как потом выразился дядя Витя, замяли - не было ни у кого желания портить всем настроение из-за идиота - построение и митинг были благополучно сорваны. А мне, наконец-то, позволили избавиться от комбинезона. А то рукава по земле волочатся, чуть не е... не грохнулся, наступив на один. Был утащен в большую хату, где квартировал техсостав нашей эскадрильи. Орден был аккуратно свинчен и прошелся по рукам.