Перехламок (ЛП)

Annotation

Самый ценный товар в кошмарном индустриальном подземном мире Некромунды — это энергия, вне зависимости от ее происхождения. И когда Синден Кэсс обнаруживает, что теперь он контролирует источник энергии гибнущего города, за ним начинается охота.

ПРОЛОГ

1: ВОДА ДЛЯ ВСЕХ

2: ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ФОНАРЩИКАМИ

3: СТАЛЬНОГОЛОВЫЕ У ВОРОТ

4: КРЫСИНАЯ НОРА

5: ЕСТЬ СНАРЯГА, ЕСТЬ МЯСО

6: ПОЕЗДКА С ПРОКЛЯТЬЕМ

7: БУНКЕР

8: СЕСТРЕНКА

9: ШАРЛАТАУН

10: ТОВИК И ХЕТЧ

11: ПОД ЗЕРКАЛ-УКУСОМ

12: РАЗГОВОР С ГИЛЬДЕЙЦЕМ ТАЕМ

13: ПЛАНЫ И МАНЕВРЫ

14. ПОЛЕ БИТВЫ

ЭПИЛОГ

Перехламок

 Чтобы хотя бы начать вникать в то, как устроен бесплодный мир Некромунда, сначала нужно понять, что такое города-ульи. Веками нарастали эти рукотворные горы из пластали, керамита и скалобетона, призванные защитить своих обитателей от враждебной среды, подобно термитникам, которые они так напоминают. Некромундские города-ульи вмещают миллиарды жителей и глубоко индустриализованы — каждый из них обладает тем же производственным потенциалом, что и целая планета или система колоний, но при этом он компактно собран на площади в несколько сотен квадратных километров.

Также полезно изучить внутреннюю стратификацию ульев. Вся структура города отражает социальный статус его обитателей, распределенный в вертикальной плоскости. На вершине его аристократы, ниже — рабочие, а под рабочими — отбросы общества, изгои. Улей Примус, откуда правит планетарный губернатор лорд Хельмавр Некромундский, иллюстрирует это черным по белому. Благородные отпрыски домов Хельмавр, Катталус, Ти, Уланти, Грейм, Ран Ло и Ко'Ирон живут в «Шпиле» и редко ступают за пределы «Стены», которая отделяет их от громадных кузниц и жилых зон основной части города-улья.

Под городом находится «Подулей», фундаментальные слои жилых куполов, промышленных зон и туннелей, которые были заброшены прежними поколениями и теперь заново заселены теми, кому больше некуда идти.

Но… люди — не насекомые. Они не приспособлены жить бок о бок в улье. Их вынуждает необходимость, и города-ульи Некромунды глубоко разобщены внутри. Из-за этого жестокость и открытое насилие становятся повседневной рутиной городской жизни. Подулей, между тем, — это место, откровенно лишенное законов, кишащее бандами и отступниками, где выживают только сильнейшие или хитрейшие. Голиафы, которые твердо верят, что кто силен, тот и прав; матриархальные мужененавистницы Эшер; предприимчивые Орлоки; технологически мыслящие Ван Саар; Делакью, само существование которых зависит от шпионажа; пламенные фанатики Кавдоры. Все борются за преимущества, которые могут возвысить их — неважно, на сколь краткий срок — над другими домами и бандами Подулья.

И самое интересное начинается, когда отдельные личности пытаются пересечь монументальные физические и социальные барьеры улья, чтобы начать новую жизнь. Учитывая условия общества, подняться на более высокий уровень улья практически невозможно, а вот опуститься в целом гораздо легче, хотя вместе с тем и гораздо менее привлекательно.

— отрывок из труда Ксонариариуса Младшего «Нобилите Пакс Император — Триумф аристократии над демократией»

ПРОЛОГ 

Для меня все началось с одного-единственного, острого как нож воспоминания, которое еще даже не начинало угасать.

Это было в разгар того, что народ Перехламка теперь называет Сушью, и я все помню. Я помню лозунги, намалеванные той ядовито-зеленой краской, которые, казалось, были всюду, куда ни плюнь. И оборванные тела повстанцев Гарма Хелико над Греймплацем, где Желтая Дженси сидела внизу и смеялась над ними. Я помню, как смотрел в мертвые глаза девчонки из Эшеров, что лежала в грязи грибного леса у дороги Сияющих Обвалов, а вокруг визжали и выли падалюги. Я помню Стальноголовых и Разжигателей, пожар в Зеркал-Укусе, брата Хетча. Иногда, когда я не могу заснуть, я вспоминаю топот крысиных лапок по пустым металлическим трубам и хлопанье крыльев летучих мышей-трупоедов среди опор под Идущим Человеком.

И еще я помню запах пота и острый, кислотный воздух. Шум лебедки. Броня цвета бронзы, блестящая в свете фонаря, и голос Себьо, спрашивающий «Эй вы двое, что это там опускается? Вы видите?»

Мы были в лебедочном гнезде номер четыре, прямо на конце обломанной балки, торчащей в Колодец. Операторы подъемника считали, что возникла какая-то проблема с проводкой, которая питала лебедки и большой вращающийся прожектор. Никакой проблемы не было, но чтобы выяснить это, мне понадобилось больше часа потной и напряженной работы. Все это время я ползал вверх и вниз по балке, пытаясь забыть о пустоте вокруг и наверху и о том, как далеко лететь вниз, до крыш Перехламка. Я подульевик, я люблю свои туннели, ходы и лазейки, и когда я нахожусь на открытом пространстве вроде этого, то мне все время кажется, будто воздух щиплет меня маленькими невидимыми пальцами.

И конечно же, на самом деле дело было всего-навсего в том, что со стыка кабелей съехал кожух, и от этого провод порос слоем зеленой ржавогнили. Если бы я знал с самого начала, то разобрался бы с ним за десять минут, вернулся бы к кабине подъемника (и если вы думаете, что стоять на узких мостках скверно, попробуйте покататься в одной из этих засиженных крысами штуковин), чтобы снова оказаться на твердой земле подулья и закончить с работой на сегодня. Себьо и Бакни возились с сигнальными лампами и притворялись, что не замечают, насколько я сердит.

«Эй вы двое, что это там опускается? Вы видите?»

Я не видел, и мне было все равно. Это их дело, а не мое — поднимать и опускать контейнеры. Только через минуту я осознал, что Бакни замер в двух длинах руки от меня и таращится наверх, открыв рот.

Какой-то паук? Перехламок хорошо платил охотникам, чтобы пауки, мыши-падальщицы и потрошилы никогда не подбирались к Колодцу, но, видимо, кто-то недосмотрел. Такова была моя первая мысль.

Всюду вокруг в глубину Колодца падали тросы. Себьо стал вращать прожектор, и мы увидели два, три, четыре, полдюжины, дюжину. В других подъемниках их тоже увидели, все бригады светили вокруг фонарями. Тросы бледно отсвечивали в скрещивающихся лучах. Они висели почти вертикально, лишь немного покачиваясь. Воздух в тот день был почти неподвижен. Что это за паук, который просто так бросает вниз ловчую нить?

Но это были не пауки. Теперь я видел то, что увидел Себьо. Быстрое движение. Высоко. Один из лучей наткнулся на металл. Никогда не видел паука такого цвета. Силуэты людей, пристегнутых к свисающим тросам, опускались по ним с ровной и плавной скоростью.

Из каждого гнезда, которое они миновали, доносились возгласы, а мы, конечно, были слишком удивлены и глупы, чтобы понять, почему, пока они не приблизились и к нам.

На них были отполированные и украшенные панцири, глухие шлемы, полностью закрывающие головы и плечи. Прекрасная бронзовая броня цвета выдержанного спиртного, какое пьют маленькими глотками. На лицах выступали приборы для видения в темноте и автоматические прицелы. Гранаты и мельты-липучки висели на бедрах, а за спины были закинуты скорострельные хеллганы с толстыми стволами.

Один из них спускался по ближайшему к нам тросу — достаточно близко, чтобы я мог разглядеть эмблемы милиции Города-улья, высеченные на его панцире, и услышать тихое жужжание устройства, с помощью которого он скользил вниз. Покупка такой экипировки разорила бы подульевика на целый год. Визор повернулся ко мне, созерцая меня без всякого выражения. Рука нырнула вниз, к поясу.

Я был заворожен, но это движение разрушило чары. Я прокричал что-то бессвязное и побежал. Мимо двух других, стоящих в гнезде лебедки, вниз по балке, к той маленькой норе в скалобетонной стене, где операторы спали и ели. Мои ноги громко топали по резиновым матам, покрывающим узкую тропу.