Призрак Великой Смуты (CИ)

– О Хрущеве вы не беспокойтесь, – добавил адмирал Ларионов, – хотя мы, и это совершенно точно, в данном случае абсолютно ни при чем. Ну разве что косвенно, путем изменения общественных настроений, что вещь весьма эфемерная и к делу не подшиваемая. Ну, скучно ему было быть слесарем, а комиссары, в связи с отсутствием Гражданской войны, оказались не востребованы. Вот и подался человек в бандиты. А таких сейчас при взятии с поличным на месте преступления согласно вашему декрету люди товарища Дзержинского расстреливают на месте, не отходя от кассы. А то развелось этих «Робин Гудов» доморощенных, что плюнуть даже некуда. Если в нашей истории бандиты шли в большевики, а потом партию от них приходилось очищать, то теперь же имеет место обратный процесс – некоторые большевики подались в бандиты и таким образом сами очистили партийные ряды от своего присутствия.

– Да, – согласился Сталин, – вы правы, и такое событие могло иметь место. А могло и не иметь. Хрущев пропал из виду примерно тогда, когда через Донбасс проходил Корпус Красной гвардии. Ведь могли же некоторые ваши товарищи, или даже сам товарищ Бережной, самостоятельно решить, что этот человек лишний на нашем празднике жизни, и, как говорится, привести его к общему знаменателю. Не то чтобы мне было очень жалко товарища Хрущева, нехай он мне три раза сдался, как говорят в Малороссии. Но не хотелось бы, чтобы такая политическая самодеятельность стала массовым и обыденным явлением.

Тамбовцев и Ларионов переглянулись. Разговор явно свернул куда-то не туда. Конечно, такое было не исключено. Увидев живого Хрущева, такого молодого и не успевшего еще нагадить, очень многие постарались бы сделать так, чтобы карьера этого политического клоуна оборвалась, даже не начавшись. Это факт. Но если Никитку действительно замочили кастетом темной ночью в переулке, то инициаторами такой акции могли быть только рядовые и младший командный состав. Если бы решение принимал Бережной, то Хрущев бы никуда не исчезал, а помер в результате абсолютно естественных причин – тому имеется много способов. Офицер рангом поменьше, скорее всего, доложил бы по команде, так что опять бы решение принимал бы Бережной. В любом случае командный состав имел представление о том, что такие люди как Хрущев находятся в черном списке, и любая их попытка выдвинуться на уровень выше районного будет безжалостно пресекаться, чтобы они не смогли нанести большого вреда. Убивать Хрущева было так же бессмысленно, как гоняться за отдельно взятым комаром, убийство которого ничего не изменит. Бурлящие низы тут же вытолкнут ему смену, и как бы новый «Никишка» не оказался бы хуже старого. А на того, кто придет вместо убиенного, уже никаких ориентировок нет. И пойдет эта сволочь в самые верхи партии, и вот тогда держитесь все – никому мало не покажется.

Сталин посмотрел на озадаченные лица пришельцев из будущего и махнул рукой.

– А, ладно, – сказал он, – если вы действительно ничего не знаете, то будем считать, что этот Хрущев сам виноват в своей смерти. Но доведите там до всех своих, чтобы больше никто у нас не пропал. Злостные оппозиционеры у нас народ штучный и все на счету. Но, раз уж на то пошло, давайте выпьем за упокой души Льва Давидовича и всех его присных, чтобы им там икалось как следует.

Выпили, прислушались к себе. Все же хорошо красное грузинское вино, которое ничуть не туманит ум, делая мысли четкими и прозрачными.

– А все таки покойник был отчасти прав, – выпив и отставив в сторону стакан, сказал адмирал Ларионов.

– В чем именно, товарищ Ларионов, он был по-вашему прав? – поинтересовался Сталин. – За свою жизнь он столько разного наговорил, что всего и не упомнишь.

– Только в одном, товарищ Сталин, – усмехнулся Ларионов, – в том, что так называемая Мировая революция процесс не одномоментный. И только.

Сталин снова потянулся за кувшином с вином.

– Поясните свою мысль, товарищ Ларионов, – произнес он, – кажется, вы раньше говорили, что вы против теории перманентной революции. Или вы изменили свое мнение по этому вопросу?

– Совсем нет, товарищ Сталин, – ответил адмирал Ларионов. – Я повторял, и буду повторять снова: теория перманентной революции – это бред собачий. Любого курсанта военного училища, предложившего таким образом проводить военную операцию, преподаватель по тактике выставит за дверь. А революция и война имеют между собой столько общего, что даже трудно сказать, чем они различаются. Уж по крайней мере с того момента, как восстание произошло и власть на местах оказалась в руках восставшего народа, любой революционер должен мыслить не только пропагандистскими, но и чисто военными категориями.

– Хм, – покачал головой Сталин, разлив вино и поставив кувшин на стол, – думаю, товарищ Ларионов, что в этом вопросе вы абсолютно правы. Но если перманентная революция полная чушь, то как же вы тогда представляете себе дальнейшее развитие мирового революционного процесса?

– Я представляю себе мировой революционный процесс, товарищ Сталин, – сказал Ларионов, – как захват стратегического плацдарма и проведение с него наступательной операции. А такую операцию просто невозможно провести в один этап, потому что за захватом плацдарма, который обязан включать оборудованный порт, пригодный для выгрузки тяжелой техники, должна последовать оперативная пауза, за время которой наступающая сторона будет накапливать на плацдарме силы и средства для дальнейшего развития своего наступления, а обороняющаяся будет ей всячески мешать и вообще пытаться ликвидировать этот плацдарм.

– Кажется, я вас понял, товарищ Ларионов, – кивнул Сталин, – Вы считаете, что совершив в России социалистическую революцию, мы пока всего лишь захватили плацдарм?

– Именно так, товарищ Сталин, – подтвердил адмирал Ларионов, – причем этот плацдарм наилучший из всех возможных. С одной стороны, Российская империя была слабым звеном в мировой капиталистической цепи, а десантные операции как раз и проводятся на тех участках побережья, где береговая оборона ослаблена или вовсе отсутствует. С другой стороны, захваченный плацдарм достаточно обширен и обладает всеми необходимыми видами ресурсов: от мессиански настроенного населения, которое можно мобилизовать на борьбу, до плодородных пахотных земель и залегающих в недрах сырьевых ресурсов, которые дадут необходимую для дальнейшей борьбы материальную составляющую.

Поскольку так называемой «Большой Земли», как это обычно бывает при десантных операциях, в нашем распоряжении не имеется, то все необходимое для последующего этапа Мировой революции мы должны будем произвести сами, здесь на месте, в первую очередь создав необходимую для этого промышленность, которая в Российской империи была откровенно слаба. Не исключено, что все это нам придется делать в условиях полной экономической изоляции, хотя хочется верить, что Советская Россия все же сумеет сохранить более или менее дружественные, или хотя бы нейтральные отношения с Германской империей.

Но, надеясь на лучшее, надо готовиться к худшему, поскольку существование первого в истории государства трудящихся будет являться прямым вызовом для всей мировой капиталистической системы. Нас попытаются, либо трансформировать через экономическое и политическое влияние, так называемая мягкая сила. А когда это не получится и подойдет срок очередного глобального империалистического передела собственности, то и уничтожить с помощью военной силы. Вот эта попытка и будет третьим этапом Мировой революции, в ходе которого Советская Россия должна будет установить контроль на Западной Европой со всей ее промышленностью, и территориями Дальнего Востока с его почти неисчерпаемыми трудовыми ресурсами. Так выпьем же за то, чтобы этот этап борьбы при всей его трагичности и неизбежности, для здешней Советской России прошел все же куда легче, чем это было в нашей истории. Время подготовиться к нему у нас есть и нам не надо, как в нашем прошлом, преодолеть разруху после Гражданской войны.

Выпили, закусили, подумали и разлили еще по одной. Уж больно удачная попалась «Хванчкара».