Чужой для всех

Девочка отряхнула платьице и, не говоря пока ни слово о маме, внимательно, совсем не по-детски посмотрела на присевшего к ней Михаила. Она не плакала, только шмыгала носиком. Затем опустив большие небесного цвета глаза, робко проронила:

— Это был мой папа?

— Папа? — переспросил удивленно Миша и, отвернув свой взгляд от глаз Златовласки, промолвил:- Да нет, не папа. Папа всегда находится с мамой. А это так…злой ветер в поле. Затем он подумал и холодно добавил: — Одним, словом, фашист.

После чего Михаил стер своей тяжелой рукой с лица девочки, набежавшие слезинки, поправил светлые волосы на головке и, заметив на нежном подбородочке небольшую ямочку, неожиданно замер. Через мгновение он с грустью выдохнул:- Эх ты, дитя войны…,- и шлепнув легонько племянницу по попке, обронил:- Беги к бабушке Хадоре Златовласка. Помоги ей по дому. Ей плохо. А я ненадолго задержусь, посмотрю, что с мамой….

Почти безжизненную Веру через час доставили в ближайший медсанбат. Златовласку органы НКВД не тронули, временно оставили на воспитание в семье Дедушкиных.

Эпилог

22–23 мая 1944 года состоялся Совет Ставки Верховного Главнокомандования Красной Армии. На нем утверждался окончательный план проведения операции 'Багратион'.

Командующий 1-м Белорусским фронтом генерал армии К.К. Рокоссовский заслушивался в первый день.

Он доложил план наступления, который предусматривал нанесение по немецким войскам одновременно двух ударов. Один — силами 3-й и 48-й армий из района Рогачева на Бобруйск, Осиповичи, другой — силами 65-й и 28-й армий из района нижнее течение Березины, Озаричи в общем направлении на Слуцк.

Этот доклад о двух главных ударах стал камнем преткновения между Рокоссовским и Сталиным в окончательном утверждении действий русских войск 1-го Белорусского фронта.

Сталин требовал нанесения сильного удара в одном месте. Рокоссовский пытался доказать преимущества двойного удара. Он объяснял, что противник будет лишен возможности перебрасывать свои силы с одного направления на другое, что удастся избежать больших потерь.

Генералу было приказано выйти в соседнюю комнату и хорошо подумать. Однако Рокоссовский настаивал на своем и был отправлен подумать вновь.

В комнату к Рокоссовскому вошли Маленков и Молотов.

Маленков заговорил резко: — Вы забывайте, с кем говорите, генерал. Вы возражаете товарищу Сталину. Вы знаете, какие могут быть для вас последствия?

Молотов кратко посоветовал:- Согласитесь товарищ Рокоссовский с мнением Верховного Главнокомандующего. Это наиболее лучший вариант из создавшейся ситуации.

Но эти доводы не были убедительны для командующего фронтом.

После возвращения Рокоссовского Сталин довольно сурово посмотрел в глаза генерала армии и вновь спросил:

— Вы подумали товарищ Рокоссовский над планом наступления?

— Да, товарищ Сталин, — твердо ответил генерал.

— Тогда ответьте мне, что лучше два слабых удара или один сильный?

Все присутствующие члены Ставки затаили дыхание. Некоторые генералы опустили глаза, в ожидании ответа Рокоссовского. Трижды герой Советского Союза Маршал Г.К. Жуков, сидящий недалеко от Сталина, властно в упор посмотрел на командующего фронтом.

Что думал в эту минуту Рокоссовский, никто не знает. Может быть, о том, что план его и его штаба глубоко обдуман и взвешен, что других вариантов быть не должно. Или вспомнил пытки в подвалах Лубянки, которые он выдержал и которые могли повториться, о чем недвусмысленно намекал Маленков.

Никто не скажет, когда ему понадобилось больше мужества. Тогда, когда выдержав все пытки, он не признал ни одного из диких обвинений в свой адрес, не назвал «сообщников». Или в самые страшные дни под Москвой, встав во весь свой богатырский рост, в генеральской форме при всех орденах, он вместе с несколькими командирами своего штаба остановил бегущих в панике от вражеских танков солдат. Те заняли пустовавшие окопы, опомнились, открыли огонь и задержали наступление врага — с этого и начиналась заново 16-я армия. Или сейчас, когда надо было решиться и сказать самому: только два удара, товарищ Сталин.

Генерал сжал зубы, у него заиграли желваки, и он несколько секунд подумав, четко ответил:

— Лучше два сильных удара товарищ Сталин и оба будут главными.

Установилась зловещая тишина.

Сталин поднялся из-за стола. В свойственной ему манере раскурил трубку и не спеша, ссутулившись, прошелся, по кабинету, что-то обдумывая. В какой-то момент его глаза заискрились. И он с усмешкой посмотрел на Рокоссовского и спросил:

— А как вы думаете, товарищ Рокоссовский, Гитлер поверил своему 'Арийцу'?

Рокоссовский явно не ожидал такого вопроса. У него сдвинулись брови. Лицо посуровело. 'Значит, доложил все же Абакумов. А ведь я просил его не выносить сор из избы.

— Не поверил товарищ Верховный Главнокомандующий, — взяв себя в руки, спокойно ответил генерал.

— Почему вы так уверены? — Сталин сделал небольшую затяжку трубки.

— Все разведданные говорят об этом. Ни одна новая дивизия не появилась в расположении немцев в зоне ответственности фронта. Ни один танк дополнительно не был переброшен с группы 'Северная Украина'.

— Х-м-м, — хмыкнул довольно Сталин. — Хорошо товарищ Рокоссовский. Затем он обвел взглядом членов Ставки и в доброжелательной форме сделал заключение.

— Настойчивость командующего фронтом доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха…

Операция 'Багратион', была проведена Красной Армией с 22 июня по 29 августа 1944 года.

По масштабности освобожденных территорий, по количеству задействованных войск, по стратегическому замыслу и новациям, скрытности ее подготовки она явилась одной из самых крупных и уникальных операций второй мировой войны.

Группа армий 'Центр' прекратила свое существование.

Гитлеровские генералы расценили это поражение как катастрофу.