Чужой для всех

— Я не хочу разбираться во всех тонкостях вашей работы, — продолжил говорить генерал, — это не мое дело. Но у Довска, по вашему докладу, сосредоточены истребительные танковые батальоны, перекрыты все дороги, ведущие из города к линии фронта. К этой операции подключился и генерал Горбатов. Это в его зоне ответственности. Так что капкан должен сработать. Ройте землю, трубите в трубы, но гоните эту волчью стаю туда. Вы поняли меня майор?

— Да, товарищ, командующий армии.

— Товарищ генерал-лейтенант! — В эту минуту спешно подошел к командующему армии его адъютант и, не дожидаясь возражений тихо, но четко доложил:- Вас вызывает первый, он на проводе.

— Что? — недовольно повернулся к адъютанту генерал.

— Вас вызывает к телефону командующий 1-ым Белорусским фронтом генерал армии Рокоссовский.

Романенко в одночасье напрягся и, сверкнув глазами на стоящих офицеров, приказал:

— Всем оставаться на месте. Я скоро приду, — и решительной твердой походкой удалился на улицу к машине связи…

Его уже ждал связист с поднятой трубкой.

Генерал доложился командующему фронтом и с минуту выслушивал, что тот ему говорил. Затем четко ответил:

— Флажки расставлены. День два и капкан захлопнется товарищ «первый».

— Я смотрю, вы не правильно меня поняли Прокофий Логвинович, — с мягкой укоризной заметил тому командующий фронтом. — Вы заставляете меня вновь повторить сказанное о степени вашей ответственности и серьезности возникшей проблемы.

Романенко на мгновение вспыхнул. В трубке послышалось его нервное сопение. Но он, быстро взял себя в руки и твердым голосом произнес:

— Завтра к исходу дня поднятый вопрос будет закрыт товарищ «первый». Я вам лично доложу об этом.

— Вот сейчас другое дело. Не подведите меня Прокофий Логвинович. Я надеюсь на вас.

— Не подведу, — угрюмо ответил Романенко.

— А что вы думаете делать с командиром батальона, попавшим так бесславно к врагу.

— Отдам его под суд военного трибунала. А там путь один.

— Я думаю надо поступить иначе, — Рокоссовский сделал паузу, как бы что-то вспоминая. Молчал и Романенко. Затем генерал армии кашлянул и спокойным голосом продолжил: — Я знал раньше в Забайкалье одного командира взвода по фамилии Новосельцев. Он был у меня на хорошем счету. Предполагаю, что это один и тот же офицер. Пусть нынешний искупит свой грех кровью в штрафной роте рядовым. Нам скоро нужны будут такие люди.

— Я возражаю товарищ командующий. Его вина слишком очевидна.

— Перед войной моя вина тоже была слишком очевидной. И я находился в местах не столь отдаленных. А сейчас как видите, разговариваю с вами по телефону.

— Тогда было другое время.

— Сейчас тоже другое время, — настоял на своем Рокоссовский. — Не возражайте. Жду завтра вашего доклада…,-и телефон отключился.

Глава 20

— Дэдушкин? Где сержант Дэдушкин? — в траншею, вырытую в полный профиль, вспрыгнул молодой боец среднеазиатской национальности.

— А Бабушкин не подойдет? — придержал того за руку от падения веселый красноармеец с пышным чубом, выглядывавшим из пилотки.

— Не хорошо шутить с посыльным. Меня майора послал, — дернул тот свою руку и строго посмотрел на веселого красноармейца.

— Да, ладно, тебе степной аксакал, не обижайся. Спит сейчас твой Дедушкин со своим отделением. С боевого охранения пришли. Может, табачком угостишь, служивый.

— Махра курить нельзя. Махра плохо. Майора вызывает Дэдушкин в штаб одна нога здесь, другая там.

— Тогда понятно, — засмеялся солдат. — За поворотом налево в блиндаже найдешь своего Дедушкина.

— Солдата! Не обижай больше аксакала. Аксакал-это старейшина рода.

— Да, ладно тебе, иди уж боец…

— Куманзабаев я, рядовой Куманзабаев.

— Значит Кумысзабаев, — веселый красноармеец еще шире заулыбался и оглянулся по сторонам, ожидая поддержки. Но рядом в эту минуту других бойцов не было. Он хотел еще что-то сказать Куманзабаеву, но посыльный штаба, так и не поняв шутки, быстро скрылся за поворотом траншеи…

Через пятнадцать минут сержант Дедушкин, поприветствовав часового у блиндажа, где располагался штаб стрелкового батальона и, приоткрыв брезент, вошел в земляное убежище.

— А вот и наш лучший командир отделения, — встретил Михаила на пороге простуженный голос комбата. — Как видите орденоносец, гвардеец. Все при нем. Подходи сержант ближе, есть разговор.

Михаил четко подошел к командиру батальона, чуть пригнувшись, старая партизанская привычка, и доложился о прибытии. Его цепкий взгляд сразу выделил в штабе незнакомца, подтянутого старшего лейтенанта в форме госбезопасности. На душе у Миши сразу похолодело. Но он стоял смирно. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

— Товарищ старший лейтенант желает с вами поговорить, — на сержанта смотрели по-отечески добрые, но волевые глаза комбата. — Мы вас оставим наедине. Поговорите. Пойдем капитан, — он обратился к начштабу батальона, — Перекурим.

— Нет, нет. Я вас не буду беспокоить товарищи военные, — заспешил «особист». — Оставайтесь на мете. А я поднимусь с сержантом наверх. У вас кругом прекрасная березовая роща, как будто на дачу попал.

Майор хмыкнул в усы: — Как скажете. Вам виднее. Сержант! — обратился он уже к Дедушкину, — поступаете в распоряжение старшего лейтенанта, — и пристально, словно прощаясь, посмотрел тому в глаза…

Было ранее утро. Майское солнце только, только начало отдавать природе свою космическую энергию, обещая не по-весеннему теплую погоду. Мириады капелек росы, сверкая, весело перешептывались между собой на траве и зеленых листочках молодых берез. Воздух не надышаться. Необычная тишина. Красота необыкновенная. Но на душе у Миши неспокойно. Сон пропал сразу.

— За мной! Не отставать сержант, — не поворачиваясь назад, бросил тому офицер и скорой походкой направился в глубину рощи.

«Куда меня ведет этот «старлей», похоже «особист» из армии», — тревожные мысли, иглами покалывали сердце и болезненно отдавались в душе Михаила с каждым его шагом. Он сильной упругой походкой с автоматом ППШ на плече шел, не отставая от офицера. Тот явно спешил. Но идти пришлось недолго. Буквально через двести метров по роще они вышли к дороге. Там стоял армейский «Виллис».

— С машиной все нормально? — спросил офицер у водителя сержанта, на груди которого красовалось несколько медалей.

— Все в лучшем виде товарищ старший лейтенант. Доедем хоть до Берлина.

— До Берлина пока рановато, а вот в сторону Журавич через Рогачев прокатимся, — с усмешкой сказал «особист» и по-хозяйски уселся на заднее сидение американского джипа. — Присаживайся и ты сержант, не стесняйся. Говорить будем в дороге, время не ждет.

При упоминании Журавич, Миша вздрогнул, лицо его чуть посерело, но он постарался не показывать свое волнение, усаживаясь рядом со старшим лейтенантом. В голову пришла первая мысль: «Что-то случилось с родными, с мамой».

— Не волнуйся Дедушкин, с матерью все в порядке, — самодовольно проронил офицер, как будто прочитав мысли Михаила. — Трогай Николай.

От линии фронта до Рогачева ехали, молча и недолго, километров пятнадцать. Водитель умело и лихо крутил баранкой, оставляя позади тыловой транспорт. Офицер курил и иногда с интересом посматривал на Михаила. Тот старался сидеть спокойно, однако это ему удавалось с большим трудом. «Особист», машина, дорога, неизвестность одновременно тревожили его, но и давали повод выплеску в кровь новых порций адреналина. У Миши начал появляться повышенный интерес к предстоящим событиям. А то, что они должны быть он с каждым убегающим километром чувствовал все сильнее нутром. «Что-то молчит особист», — думал Михаил. «Выжидает, высматривает. Подождем». Лишь когда пересекли стратегически важный мост через Днепр, непомерно укрепленный и усиленный дополнительными огневыми точками, даже танками и артиллерией, как подметил математический ум Михаила, офицер повел с ним разговор.